говоря уже о ругательствах, его не волновали. И даже брань матери не причиняла ему вреда и скатывалась с него, как с гуся вода. Навредить Зиндеру было невозможно.
Ночь для него была самым любимым временем.
Сначала Зиндер очень осторожно, с ловкостью, отработанной долгой практикой — поскольку делалось это им осознанно, начиная с четырех лет, — извлек себя из своего внешнего тела. Если бы кто-то это видел — но никто не видел, да и не должен был, — то решил бы, что из груди Зиндера выходит его душа или призрак.
Один Зиндер встал, другой остался лежать с закрытыми глазами и губами, растянутыми в улыбке. Бодрствующий Зиндер был шестнадцатилетним юношей, высоким, стройным и сильным, с энергичным лицом и серьезными синими глазами. Его волосы, черные, как ночь, водопадом струились до самого пояса. На нем было прекрасное, как и он сам, одеяние цвета сумерек, луны и ночи.
Выйдя из своей внешней оболочки, Зиндер наклонился и дружески прикоснулся к ней, убрав редкие волосы со лба. Синяк, оставленный комом земли, тут же исчез. (Он в любом случае быстро прошел бы, просто Зиндер ускорил заживление.) Потом Зиндер вошел в комнату, где в кресле, открыв рот, храпела его мать.
Он провел пальцами по ее лицу, старательно убирая часть напряжения и злобы, словно стирал их тряпкой. Мать вздохнула во сне, перестала храпеть и задышала легче. Потом он постучал костяшками пальцев по пустому горшку с живой водой. Горшок тут же наполнился чистой водой — волшебной. Хотя она имела вкус спиртного и давала веселье, она не причиняла никакого вреда тому, кто ее пил. После этого Зиндер отворил буфет и стал смотреть на пустые полки до тех пор, пока там не появились маленькая буханка, ломоть сыра и кусок мяса. Он закрыл дверцы.
Выйдя из лачуги, Зиндер огляделся по сторонам и отдал повеление буйным сорнякам в огороде. Они начали меняться, под колючими листьями появились ягоды. Засохшее дерево тоже возвращалось к жизни.
Тут из-за деревьев выпрыгнул дикий кролик и остановился на краю огорода, уставившись на Зиндера. Зиндер тихонько свистнул. Кролик ринулся прямиком к нему и без малейших колебаний заскочил к Зиндеру на руки. Тот погладил зверька, в точности так же, как перед этим гладил лицо матери. Этим жестом он давал защиту от ночи и от хищников. Серый мех кролика пах грибами и травой.
Когда кролик снова умчался прочь, Зиндер занялся крышей лачуги. Конечно же, он не стал на нее карабкаться. Он полетел. Крылья, выросшие у него за спиной, были черными, как и его волосы, но имели бархатное оперение огромного ворона. Они медленно, размеренно вздымались, пока Зиндер сидел на крыше, заменяя силой мысли разбитую черепицу и свалявшуюся солому, пока дела не стали обстоять лучше, хотя и не настолько, чтобы кто-то заподозрил воздействие сверхъестественного. Иначе его жалкую, никчемную, глупую мать обвинят в том, что она ведьма.
Зиндеру было жаль, что его мать находится в таком состоянии и поэтому не может принять у себя Великого Охотника. С крыши Зиндер видел, как тот идет домой по тропке между полями, неся добычу. Зиндер, впрочем, подбросил ему ненавязчивую мысль… Может, завтра Охотник заглянет? Зиндер знал, что мать обрадуется и вреда от этого никому не будет. Единственной причиной, по которой Охотник вообще наведывался в эту лачугу, было то, что он смутно ощущал здесь присутствие какого-то колдовства. И, сам того не осознавая, Охотник начал верить, что это мать Зиндера неким образом является волшебной. Кроме того, ему нравилась зачарованная живая вода. Он знал, что в таверне ничего подобного не наливают.
Луна той ночью была красивой и круглой, цвета слоновой кости. Но отправляться в небо было рано. Это деревня Зиндера, и у него там кое-какие дела.
Сначала он пролетел над домом старухи с козой. Нынешним вечером, когда они тащились мимо, Зиндер заметил, что козе нездоровится. Зиндер знал, что старуха не проживет без молока козы и ее шерсти. Хозяйка вычесывала козу во время линьки, затем пряла и ткала одеяла.
Старуха спала в доме. Зиндер послал сквозь дымоход исцеляющий луч для ее больной спины. Коза тем временем мрачно стояла у дома, устремив на луну щели зрачков. На фоне ночного светила пронесся Зиндер, и коза встревоженно заблеяла, но в следующее мгновение заклинание Зиндера накрыло ее, словно прохладная и мощная волна. Взгляд козы остановился, она резко почувствовала себя лучше. Зиндер, внимательно наблюдавший за животным, увидел, как внутри козы загорелось что-то наподобие мягкого света. Готово. Отлично.
Он исправил прочие вещи, требовавшие срочного вмешательства. Поля, которые Зиндер проверял каждую ночь, находились в отличном состоянии и должны были дать особенно щедрый урожай. Источник снова нуждался в чистке, но это заняло всего пару секунд. Кашлявшему малышу лучше. Женщина с ревматизмом и мужчина с чесоткой поправляются, и помощь им больше не нужна. (Сын дровосека, месяц назад отрубивший себе палец, еще не осознал, что палец отрастает заново, не хуже прежнего. Зиндер подкинул ему идею помолиться о подобном чуде. Это и волшебство отлично замаскирует, и подарит счастье маленькому священнику в церкви.)
Когда Зиндер наконец направился прочь от села, пока не набирая высоты, он заметил у таверны четырех своих мучителей. В отличие от укрепляющей силы Живой воды, которую Зиндер создавал дома, питье в таверне было противным, отравляло организм и вдобавок ко всему порождало агрессию. Молодые люди затеяли потасовку.
Они не видели залитого лунным сиянием Зиндера, парящего в каких-нибудь десяти футах от них. Ни один человек не мог его приметить, если тот не желал этого, а вот животные могли. Волк, лиса, медведь и даже сторожевые псы во дворах у людей — они всегда поднимали головы и смотрели, как он пролетает мимо.
Зиндер наблюдал за дракой, которая была слишком бестолковой и неуклюжей, чтобы в ней кто-то серьезно пострадал.
Но эти юноши нападали на него чаше других. Несомненно, теперь настало время для мести. Что же станет делать Зиндер — неведомый волшебник?
Он беззвучно рассмеялся и сотворил подобие молнии, от которой все четверо полетели кубарем. Ни один не ушибся и не пострадал. Когда они упали, у них было ощущение, словно они опустились на пуховые перины. А сам удар молнии на самом деле вызвал у них чувства куда более приятные, чем алкоголь. Они лежали, глядя в сторону Зиндера (и не видя его), любуясь луной и искорками звезд. Зиндер подкинул им новые мысли.
— Восхитительная ночь, — заметил один из молодых людей, — Я мог бы сочинить песню…
— Слишком спокойная для драки, — сказал другой, — Я мог бы ухаживать за девушкой…
— Зря я украл монету, верну ее, пожалуй, — вздохнул третий.
— Вот бы мне такую мягкую кровать, — мечтательно протянул четвертый.
Зиндер помчал вперед и вверх по огромному распахнутому куполу ночи.
Мимо него пролетела сова, плывущая на белых крыльях, словно на двух парусах; ее лик с золотыми глазами напоминал кошачью морду.
Молодой человек несся на север, работая черными крыльями. Там располагался город, о котором в деревне говорили с недоверием, как о чем-то таком, чего на свете не может существовать.
Внизу оставались поля и леса, холмы и глубокие овраги. Далеко вдали поднималась и уходила на север внушительная стена гор; темные вершины выделялись на фоне лунного неба.
Туда и направлялся Зиндер. Его тень скользнула по широкой, плавной реке. (Да, у него была тень. Второе тело Зиндера было не призрачным, а вполне материальным, как и первое, которое он носил в деревне.) Из реки выпрыгнул лосось, пытаясь схватить часть тени волшебника. По-видимому, даже рыба знала, что у Зиндера хорошие новости.
Постепенно просторная равнина, поросшая светлыми злаками, озарилась светом огней. К городу вела дорога, и на дороге, невзирая на ночной час, продолжалось движение — повозки и фургоны, всадники, патрули городских солдат и экипажи богачей.
И вот город словно вырос из равнины, подобно скалам. Его окружало кольцо стен — они казались такими же высокими, как горы. Башни были подобны острым клыкам, но клыки эти пронзали мощные лучи света, подобно тому, как нить пронзает игольное ушко. На огромных воротах пылали факелы. Внутри же, там, где стояли массивные здания, все напоминало или черную бумагу, или кружево перед горящей свечой — из-за бессчетного множества освещенных дверей и окон.
