угасающем лунном свете тронулся отряд всадников-скелетов, и только конская упряжь глухо побрякивала, нарушая тишину.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Замурованный в камне
Истошные вопли перепуганных жертв резко контрастировали с речитативом, эхом отдававшемся в большом тронном зале в глубине Великой пирамиды. Нагаш стоял в тщательно очерченном ритуальном круге недалеко от того места, где неполных двадцати четыре часа назад нашла свою страшную смерть ведьма варваров Друтейра. Кефру неистово трудился, чтобы избавиться от трупов, а потом выбрал на полу место, где можно начертить ритуальный круг. Только осколки каменной головы Асаф и останки под ней напоминали о магической дуэли, состоявшейся тут прошлой ночью.
В жаровнях ярко пылал огонь, над собравшимися аристократами висели клубы благовоний. Присутствовали все сорок соратников Нагаша, две группы по двадцать. Два десятка людей стояли по периметру магического круга и тоже читали заклинания, остальные внимательно следили за будущими жертвами. Большая их часть была рабами, купленными на невольничьем рынке в порту в этот самый день. Остальные — пьяницы и игроки, которым не повезло; они оказались не в том месте не в то время, а мимо как раз проходил кто-нибудь из людей Нагаша. Одурманенные вином, корнем черного лотоса или запахом курившихся благовоний, оказывавшим слабое наркотическое воздействие, они тем не менее сознавали, какая ужасная судьба их ожидает. Нагаш проводил обряд. Его мощный голос усиливался до крещендо, когда схваченная им жертва начинала гореть. Он выпивал их души и вплетал энергию в заклинание, начатое несколько часов назад, — оно подпитывало проклятие чумы, по-прежнему бушевавшей в Кхемри. Тело некроманта под ритуальной мантией было забинтовано от талии до плеч, на щеках виднелись ожоги, оставленные колдовством друкая. Руки, особенно та, которую распорола Друтейра, страшно болели. Нагаш едва мог ими шевелить, уж не говоря о том, чтобы удерживать вырывающихся рабов и вытягивать из них душу. Его радовали только воспоминания о победе над бывшими наставниками и мысль о том, что корона, которой он так долго добивался, уже почти на его голове. Еще неделя, может быть, две, и он будет готов к решающему шагу.
Жертва ослабла, крики перешли в едва слышный скулеж, и тело вспыхнуло шипящим зеленым пламенем. Нагаш почувствовал, как колдовское пламя лизнуло ему руки, и ликующе запрокинул голову — его пронзили жизненные силы этого юноши. Некромант ощутил головокружительный прилив юности и снова подумал, нет ли способа превратить эту энергию в свою.
Нагаш едва почувствовал, как тело раба превратилось в пепел, добавил украденную жизнь к ткани своего проклятия, завершил Заклинание Жатвы и слегка пошатнулся, опьяненный таким количеством силы. По его подсчетам, они уже успели принести в жертву половину ночной добычи.
— Свободны, — сказал он тем, кто стоял вокруг него. — Идите и пришлите мне остальных. — И поманил к себе Кефру, ждавшего в тени возвышения. — Вина, — приказал Нагаш.
Слуга подошел с небольшим кувшином и кубком чеканного золота. Нагаш вырвал кувшин из рук Кефру и поднес его к губам. Он пил жадно, заливая жгучую жажду.
— Уже лучше, — произнес некромант хрипло, возвращая кувшин слуге.
Тот выпал из дрожащих пальцев Кефру и разбился о камни. Вино смешалось с пеплом, оставшимся от жертв.
— Неуклюжий болван! — рявкнул Нагаш. — Промокни это немедленно! Выпей! Если из-за твоей небрежности смажутся ритуальные надписи… — Некромант замолчал, внезапно заметив выражение немого ужаса на лице молодого жреца, и дернул его за ухо. — Ты услышал хоть слово из сказанного?
Землистое лицо Кефру побледнело. Трясущимся пальцем он показал на клубок воющих жертв.
— Девушка вон там, — пробормотал он. — Юная. С золотым браслетом на руке.
Нагаш раздраженно нахмурился, всматриваясь в толпу несчастных, и через миг обнаружил среди них ту, о ком говорил жрец. Очень юная, гибкая и сильная, глаза с экзотическим оттенком. За такую на рынке могут заплатить слиток серебра ее веса.
— Ну и что с ней такое, будь ты проклят? — прорычал он.
— Она не рабыня, — ответил Кефру глухим от страха голосом. — Разве ты не видишь? Она ламийка. Я встречал ее раньше. Это одна из личных служанок царицы!
Нагаш помедлил.
— Наверняка нет, — произнес он, внимательнее вглядываясь в девушку. — Может, ее схватили во время налета на караван из Ливары или даже Махрака.
— Нет! — простонал Кефру. — Я видел ее во дворце! Какую рабыню выставят на продажу, не сняв с руки золотой браслет? — Забывшись, жрец схватил Нагаша за левую руку. — Я все время, тебя об этом предупреждал! Кто-нибудь, Шепсу-хур или Архан, окончательно обленился и повел себя беспечно! Схватил первую же, кто привлек его внимание, и теперь мы пропали! Царица не успокоится, пока не выяснит, куда делась ее служанка!
Нагаш стряхнул с себя руку Кефру и нетерпеливым жестом подозвал вторую группу аристократов, в которую, что интересно, входили и Шепсу-хур, и Архан.
— Быстро! — рявкнул он. — Давайте ее первой, ту, юную, с золотым браслетом на руке. Сейчас же!
Кефру в ужасе широко распахнул глаза.
— Но ты же не собираешься ее убивать? — спросил он.
Некромант сжал кулаки.
— А что ты думаешь, мы отошлем ее обратно во дворец после всего, что она тут видела? — прошипел он. — Соберись с мужеством, если у тебя от него хоть что-то осталось! Мы уже почти закончили. Еще неделя, от силы две, и все это не будет иметь никакого значения!
К удивлению Нагаша, Кефру отказался повиноваться.
— Ты не можешь этого сделать! — закричал он. — Я не…
Но прежде, чем он успел произнести еще хоть слово, с южной стороны тронного зала раздался свирепый окрик, а вслед за ним — удивленные и испуганные голоса сподвижников Нагаша. Толпа, стоявшая вдоль южной стены зала, словно отпрянула от яркого золотистого сияния, вспыхнувшего между двумя колоннами в самом центре помещения. Нагаш увидел во главе второй группы аристократов Архана, тащившего за руку юную служанку. Тот глянул направо и в ужасе побледнел. Всхлипывая от облегчения, девушка вырвалась и помчалась к сиянию.
Нагаш резко повернулся, кинулся к возвышению и быстро поднялся по разбитым каменным ступеням, чтобы увидеть всю мечущуюся в панике толпу. И тут же понял, что смотрит прямо в разгневанные глаза своего брата Тхутепа. Молодой царь был одет так, словно собрался на войну: бронзовая пластина на груди и плетеные кожаные перевязи на ногах и руках. В правой руке он держал сверкающий хопеш, а на голову надел золотой венец Сеттры. Тхутепа окружала дюжина его ушебти. Именно от них исходил яркий золотистый свет Птра, разгонявший жуткие тени тронного зала. Преданные тоже были в доспехах и с оружием, а на их красивых лицах застыла праведная ярость. В защитном кольце телохранителей, чуть позади царя, стояла, как всегда с царственной осанкой, Хапшур, верховная жрица Неру, сжимая в руке свой изящный посох и гневно глядя на суматоху вокруг. Слева от царя опустилась на колени юная служанка царицы, прижавшись лбом к каменным плитам пола.
Тхутеп заметил брата, и лицо его исказилось от ярости, смешанной со скорбью.
— Газид пытался предупредить меня насчет тебя, — сказал он Нагашу, и его властный голос прорезал шум в тронном зале, как ножом. — Он говорил, что ты представляешь опасность, и не только для меня, но и для Кхемри. И, боги, теперь я вижу, что все это время он был прав!
Нагаш холодно улыбнулся царю.
— Это ты источник всех бед, брат. Ты всегда был чересчур сентиментален, слишком боялся обидеть
