Виктория Ли
Поймай меня, если сможешь
1
Абигейл Робертс немного помедлила перед входом в арку длинного прохода. Вглядываясь в его темноту, она хотела успокоить себя тем, что в конце его есть свет. Холодный камень стены под ее рукой, выдержавший за долгие века множество непогод, вселял в нее уверенность. Его шершавое прикосновение своей грубой реальностью еще раз заставило Абби прикинуть, права ли она, начиная исполнять задуманное. Голова шла кругом. Но следом за этими сомнениями на ум пришло напоминание, что первый шаг был сделан давным-давно. Предстоящая сцена была поворотным пунктом, но никак не началом пути.
Пожалуй, вернее было бы назвать их встречу завершением. Или, еще точнее, началом конца. А раз так, то, несомненно, гораздо драматичнее было сыграть этот спектакль на валу крепости, а не среди вереска и дрока, окружавших ее.
Тэннер Флинн всегда заявлял, что именно ее чувство стиля и чутье на все необычное вынудило их стать соперниками. Абби восприняла такую оценку их взаимоотношений как комплимент. Она не уставала радоваться ему, стараясь поверить, что это, а вовсе не собственное неукротимое честолюбие Тэннера, вбило между ними клин.
Именно чувство стиля продиктовало ей выбрать местом встречи эту отдаленную крепость. Мужское самолюбие Тэннера заставило его принять ее странное приглашение. Эти характерные свойства их натур должны были снова столкнуть Абби и Тэннера лбами.
Оглянувшись через плечо, чтобы удостовериться, что она все еще одна, Абигейл храбро шагнула в прошлое. Ей пришлось нагнуть голову, хотя портал был достаточно высок для нее. Вот Тэннеру, весьма высокому мужчине, придется склонить голову, проходя под ним.
Однако если нужны тонны камня, чтобы заставить этого человека пригнуться, почему она решила, что это удастся ей сделать? Абби знала, что осмелилась на это потому, что выбора у нее не было. Тот период ее жизни, частью которого был Тэннер Флинн, мог завершиться лишь при его содействии.
Она осторожно пробиралась между камнями, обходя дождевые лужи, превратившие двадцатифутовый проход в полосу препятствий.
Ее путешествие длилось несколько секунд, но к тому времени, как она снова вышла на свет в открытый дворик, ей показалось, что прошли столетия. Разумеется, двигалась она в прошлое. В космический век таких крепостей не строили.
Ирландское ее название, Грайнан-оф-Эйлич, было почти непроизносимым для женщины, говорившей по-японски с испанским акцентом, а по-английски с тягучей приятной ленцой истинной южанки. Этому она научилась у своих родителей, уроженцев Атланты. Взбираясь по узким ступеням наверх, Абби попробовала потренироваться, произнося его так, чтобы слова словно скатывались с языка. Ступеньки вели на вершину каменной стены, окружавшую площадь примерно семьдесят пять футов в диаметре. Ветер с нарастающей яростью трепал ее короткие волосы, но поглощенная трудностью подъема, она этого почти не замечала.
Вскарабкавшись наверх, она впервые увидела панораму окрестностей: графство Донегол и добрый кусок Северной Ирландии.
Ей подумалось, что различные оттенки зелени, которыми она любовалась на пути сюда, всего лишь крохотная часть изумительной палитры. С крепостной стены Абби увидела такое разнообразие всевозможных зеленых тонов, о существовании которого даже не подозревала. Там и сям среди этого изумрудного великолепия лесов и лоскутного одеяла полей были разбросаны озера, голубые, как яички малиновки, и деревеньки с церквями, шпили которых иголочками вонзались в небо.
«Нет, – решила она, – неважно, как произносится Грайнан-оф-Эйлич. Слова эти должны означать «Вид на мир». Любое другое значение просто ошибка».
Двухтысячелетняя круглая крепость гордо и надежно венчала холм неподалеку от Дерри. Она была памятником давно минувших дней, когда каменные стены должны были противостоять самым свирепым врагам. Ну, по крайней мере, большинству врагов. Абби читала, что где-то в двенадцатом веке Мертох О'Брайен, король Манстера, пришел и обрушил крепость на головы О'Нейллов, владевших ею на протяжении семи столетий. То, что Абби в конце двадцатого века стояла не на груде камней, а на еще весьма мощной крепостной стене, было заслугой какого-то доморощенного археолога-любителя, который сто лет назад произвел полную реконструкцию.
Что-то яркое сверкнуло внизу, на периферии ее зрения. Придерживая рукой белокурые кудри, которые ветер трепал и швырял ей в глаза, она перевела взгляд на по-осеннему желто-зеленые поля, между которыми извивалась лента проселочной дороги. Абби приехала сюда именно по ней. Серебряная точка проскочила в разрыв живой изгороди и скрылась из вида, потому что дорога свернула за холм. Как делают стрелки по движущейся мишени, она перевела взгляд ближе, поджидая, пока серебристый спортивный автомобиль вынырнет из-за укрытия.
Со своего наблюдательного пункта Абби смотрела, как, легко одолев последний кусочек дороги, элегантная машина остановилась рядом с «воксхоллом», взятым ею напрокат в Дублине два дня назад, и ее забрызганный грязью автомобиль сразу приобрел неряшливо запущенный вид.
«Ну конечно, Тэннер мог нанять только «ягуар», – пробормотала она, засовывая руки глубоко в карманы своей непромокаемой куртки на шерстяной подкладке. Водитель «ягуара» открыл дверцу и вылез наружу. Стоя неподвижно, она наблюдала, как Тэннер выпрямился в полный рост и повернулся лицом к крепости. Он всегда выглядел внушительно, но здесь, на безлюдном склоне холма, он стал как будто еще больше. И крепче.
«Интересно, произвел ли Мертох О'Брайен такое же впечатление на О'Нейллов, тряслись они от ужаса при его появлении или нет? – мелькнула мысль. – И более важно: имеет ли Тэннер хоть малейшее представление о том, почему она вызвала его сюда».
Возможно, продолжала размышлять Абби, он воспримет это, как нападение, а не как ответный удар… как того хотела она. Все равно, ей это уже неважно. Тэннер может считать, что хочет. Впрочем, он всегда так и поступал. В любом случае он скоро поймет, что все это не имеет ничего общего с их давним деловым соперничеством.
Причина, по которой она назначила эту встречу, была сугубо личной.
Он долго глядел в ее сторону, ветер трепал его расстегнутый плащ, солнце сверкало в зеркальных солнцезащитных очках. Темно-каштановые, до плеч, волосы бились о воротник, и, судя по всему, на их встречу он оделся в кашемировый свитер и выцветшие джинсы. Фактура ткани всегда была очень важна для Тэннера. Он отдавал предпочтение именно такому сочетанию мягкой хлопчатобумажной ткани и дорогой тонкой шерсти. Она сжала кулаки и тяжело вздохнула. Шелковая блузка и мягкие шерстяные слаксы вдруг показались ей неподходящими, даже под толстой темно-синей курткой.
Тэннер поднял руку и снял очки, причем у Абби появилось странное ощущение, что этим жестом он приглашал ее заглянуть ему в душу и убедиться, что ничего не изменилось. То, что их сейчас разделяло пятьдесят ярдов, не ослабляло силы его внушения. Как, впрочем, и сознание того, что даже если бы она стояла с ним нос к носу, она все равно ничего не могла бы прочитать в его непроницаемом взгляде или понять, что скрывает его загадочная полуулыбка.
На протяжении нескольких последних лет у нее возникало много возможностей попрактиковаться в разгадывании мыслей Тэннера. Это было важной составляющей их долгой битвы. Иногда она угадывала неправильно, и наказания за ошибочность суждений варьировались от легкого раздражения до душераздирающего крика, вроде того, что в прошлом году целую долгую неделю держал ее на грани банкротства. Ее последующий взлет был таким же театрально-великолепным, и наперекор ожиданиям Тэннера, оправившись, она кинулась в бой с еще большим безрассудством, чем ранее.
Удовлетворение от верной догадки, а с годами она научилась делать это все чаще и чаще, всегда умерялось сознанием непродолжительности этой победы.
Последнее время этих жалких крох торжества было совершенно недостаточно, чтобы снова и снова возбуждать ее энтузиазм, заставляя продолжать свое дело. «Одинокий риф» – ее элегантный бутик, где продавались изысканные оригинальные подарки и одежда, соседствовал с гораздо большим по размеру универсальным магазином Тэннера «Прорыв», в котором торговали тем же ассортиментом товаров. Однако теперь, пять лет спустя после начала, борьба больше не возбуждала ее. В глубине души Абби понимала, что
