«Да хватит вам об этом. Все одно и то же».
Мы улыбнулись и замолчали.
«Александра!»
«Слушаю вас».
«Завтра воскресенье».
«В самом деле?»
«Не хотите ли хоть раз дома посидеть?»
Она улыбается своей доброй и лукавой улыбкой.
«А вы?»
На следующее утро мы встаем поздно. Это кажется нам очень странным. Первый выходной день за два года. Втроем мы идем на рынок. Кое-что покупаем. Варим великолепный обед. Мы выпиваем немножко водки и кудахчем как куры. Три женщины. Мы вместе? в то же время каждая из нас одинока.
Утром мы идем в лагерь вместе с доктором Беликовой. Мы ищем Йозефа.
«Йозефов у нас до черта»,? говорит комендант Т.
«Скоро найдем, госпожа доктор».
Госпожа доктор идет в госпиталь успокоенная. Комендант отправляется на строительные площадки и вскоре приводит мне этого Йозефа.
Разрешите доложить: бывший ефрейтор…»
Передо мной стоит военнопленный неброской внешности, худощавый, лицо желтое с коричневым отливом, глаза живые, смотрит чуть-чуть надменно.
«Вы в нашем лагере недавно?»
«Три недели. Две из них провел в госпитале».
«Почему вы не пришли ко мне сразу?»
«Не хотел».
«Почему?»
Он стоит передо мной в небрежной позе, мнет свою пилотку, выворачивает ее наизнанку и молчит.
«Не хотите ли мне представиться?»? говорю я, чтобы прервать молчание.
Молодой человек, только что стоявший передо мной в небрежной позе, становится по стойке «смирно». Не без иронии он рапортует: «Разрешите доложить, бывший ефрейтор Йозеф К. из 535-го танкового полка шестой армии».
«Садитесь. Так, теперь рассказывайте, почему не хотели?»? говорю я тем же тоном.
«Вы первая немецкая коммунистка, к которой я должен был обратиться, и к тому же еще женщина».
«И что же?»
«Вы могли обо мне подумать, будто я симулянт».
«Если доктор Беликова говорит, что вы в состоянии выполнять только легкую работу, то это так и есть».
«Ах, доктор Беликова! Прекрасная женщина. Ангел!»
Казалось, что этот молодой человек полон противоречий. Я читала в его глазах то доверие, то недоверие, то он мне представлялся скромным, то нагловатым.
«Где вы были прежде?»
«В „генеральском лагере“ в Суздале. Эти вампиры ведут себя здесь так же, как там?»
«Это зависит от таких, как вы. Что вы умеете?»
«Что умею? Честно сказать, ничего. Мне было двадцать, когда я два года тому назад в рождественский вечер вместе с пятнадцатью товарищами предпочел плен. Вообще-то я два года учился журналистике».
«Что побудило вас перебежать к нам?»
«Я был противником нацизма по религиозным мотивам».
«А другие?»
«Им война надоела по горло».
«Посмотрим, не удастся ли устроить вас в Нормировочное бюро в качестве учетчика. Я вам скажу об этом».
«Не пригожусь ли я вам для стенной газеты?»
«Еще бы! Только во внерабочее время».
Он вынул из своего кармана пачку листочков и положил их мне на стол. Было видно, что некоторые из них он долго носил с собой. Это были стихи о весне, об осени, о матери. Не без таланта написанные. Была там и пьеса о коричневой чуме. В политическом отношении довольно запутанная, полная мистики. Я прочла
