немцами, что всего несколько десятков лет назад никто не мог бы поверить, что она когда либо угаснет. И вот, по прошествии всего шестидесяти лет со дня окончания Второй Мировой войны, от этой взаимной ненависти и недоверия не осталось и следа. Причина в том, что и Германия, и Франция стали государствами демократическими, и, соответственно, практически никакой спор между ними не может довести до состояния войны. То же верно и в отношении США и Японии: две эти державы буквально раздирают острейшие экономические, финансовые и торговые противоречия, но никому и в голову не придет, что может повториться трагедия Перл-харбора, или, не дай Бог, Хиросимы и Нагасаки. Само государственное устройство современных США и Японии исключает возможность войны между ними.
На Ближнем Востоке до этого далеко. Большинство арабских стран вынуждено сейчас искать средство против страшной, все обостряющейся напасти, угрожающей существованию этих режимов, имя которой исламский фундаментализм. Поэтому арабские правящие режимы используют Израиль в качестве громоотвода, направляя на него вектор озлобления и недовольства народных масс. В такой ситуации надежды на то, что можно выстроить «Новый Ближний Восток», избавленный от внутреннего напряжения — абсолютно оторваны от реальности.
Военное могущество государства слагается из разнообразных факторов: население, территория, валовый национальный продукт (ВНП), уровень образования населения, оснащенность армии (количество танков, самолетов и т. п.), а также уровнем организованности и выучки личного состава армии. Но определяющим фактором могущества армии является моральный настрой, мотивация, боеспособность. Это было верно всегда и везде — на всем протяжении человеческой истории. В начале XX века горстка буров противостояла в Южной Африке могучей, в десятки раз более многочисленной, прекрасно обученной и оснащенной армии Британской империи. Несмотря на это, Британская армия потерпела ряд сокрушительных поражений от повстанцев, убежденных в правоте своего дела. Военные успехи буров вынудили Великобританию заключить мирный договор, признающий права буров. Южная Африка, хотя и не полностью избавилась от зависимости, однако не стала британской колонией. США проиграли войну во Вьетнаме не потому, что их войска были оснащены или подготовлены хуже вьетконговцев и армии ДРВ, а потому, что американские солдаты толком не понимали, за что и ради чего они сражаются. Мы победили в Войне за Независимость, противостоя арабским армиям, стократно превосходившим нашу в численности и оснащенности. Спустя полвека мы бежали из Ливана вовсе не потому, что Хизбалла была оснащена лучше Армии Обороны Израиля, а потому, что наше общество не поддерживало ее в этой войне.
Сегодня наша мотивация, готовность идти на жертвы и сражаться упала до исчезающе малых величин. Любая боевая операция вызывает в обществе полемику и протесты, лишающие нашу армию боеспособности.
Монтень писал, что если вы кого-то в чем-то ущемили, у вас есть два пути предотвратить его месть: первый — попытаться умилостивить оскорбленного, просить прощения, поступиться в его пользу чем-то для него важным и рассчитывать на то, что все это смягчит его гнев и вызовет симпатию к вам. Второй способ — всячески демонстрировать свою суровость и бескомпромиссность в надежде, что это отпугнет потенциального противника.
Я не могу быть абсолютно уверен, что путь, предлагаемый левым лагерем, заведомо порочен и бесперспективен. Я даже допускаю, что избранный мною путь хуже того, что предлагают мои оппоненты. Что же, пути могут быть разными. Но абсолютно достоверно одно: ни у кого нет монополии на знание истины или единственно верного пути к миру. Мира хотят все, но пути к нему могут быть разными. Я считаю избранный мною путь лучше не потому, что он мне больше нравится. Я считаю его верным потому, что его правильность подтверждается богатым историческим опытом, накопленным нашим регионом, а также потому, что тот же исторический опыт до сих пор раз за разом опровергал попытки достичь мира иными путями.
В вопросе путей достижения мира партия «Наш дом Израиль» придерживается принципа «Железной стены», сформулированного Жаботинским. Эта идея формулируется четко и ясно: единственный способ достичь мира с арабами — это железная стена, иными словами — наличие в Эрец Исраэль такой еврейской силы, перед которой не устоит ни одна арабская сила, и это превосходство должно быть очевидно всем арабам. Идея «железной стены» в разных вариациях принята огромным большинством израильтян, включая деятелей организации «Мир сегодня». Лишь совсем маргинальные группировки — наследницы ископаемого «Союза мира» верят в возможность достижения мира как плода доброй воли арабов. Огромное большинство народа прекрасно осознает, что мы живем в полностью враждебном нам окружении, что мы находимся на переднем крае борьбы против исламского экстремизма. Мало кто верит в возможность создания здесь ситуации, при которой наши соседи проникнутся к нам симпатией. Стало быть, утрата обществом боевого духа объясняется не тем, что все уверовали, что противник больше не задается целью уничтожить наше государство, а совсем иной причиной: полной утратой доверия народа к своему руководству, ощущением, переросшим в уверенность, что наши вожди не имеют понятия, куда они нас ведут. Народ утратил уверенность.
Мы — и это касается всех политических партий Израиля — не разъяснили людям четко и ясно, какой нам видится конечная цель — то, к чему мы должны прийти, чтобы полностью урегулировать конфликт. Годами народу внушали, что никакие переговоры с ООП, то есть с террористами, вестись не будут, а потом вдруг, в одночасье террористы из ООП превратились в достойного партнера, с которым можно и должно достичь мира. Лавирование, полная утрата лидерами внятного политического курса, окончательно запутало народ.
Наш мирный договор с Египтом создал опаснейший прецедент: все, что было завоевано ценой крови наших воинов в правой войне с врагом, стремившимся нас уничтожить, было единым махом перечеркнуто и отдано противнику до последней пяди. Теперь на этот прецедент ссылается Сирия. Она ставит условием заключения мира с Израилем возвращение ей Голанских высот в границах 4 июня 1967 года, то есть до самого берега озера Кинерет. Точно так же мы поступили и при нашем отходе из Ливана — мы отступили даже не к границам 1948 года, а к линии, очерченной соглашениями 20-х годов между Англией и Францией о разделе их подмандатных территорий.
Соответственно, палестинцы, хотя они никогда и не имели собственного независимого государства, настаивают на том, чтобы им в рамках будущего мирного договора было отдано все, что когда-то было отвоевано нами даже не у них, а у Египта и Иордании. Иными словами, они требуют уступки им всех территорий в границах 4 июня 1967 года, а нам трудно, после египетского прецедента, что-либо возразить.
Можно было бы попытаться понять стремление Менахема Бегина отдать египтянам все в пределах границ 1967 года (за исключением сектора Газы) в надежде переломить ситуацию бесконечной войны, совершить поворот в сознании арабского мира в сторону мира с нами. Но беда в том, что на самом деле мы руководствовались тогда просто стремлением заключить договор как можно скорее, «не стоя за ценой». Что и завело нас в заведомо проигрышное положение.
В этом виноваты и левые, и правые наши политики. Левые не использовали возможностей в корне изменить ситуацию в Эрец Исраэль. В 1967 году в Иорданию из Иудеи и Самарии бежали сотни тысяч арабов. Правительство во главе с Леви Эшколем, Моше Даяном и Игалем Алоном по окончании войны милостиво впустило всех их обратно. В 1970 году, во время «черного сентября», Голда Меир и Моше Даян всячески помогали королю Иордании Хусейну, хотя именно в этот момент сложились все условия для превращения этой страны в подлинно палестинское государство.[15]
Правые, в свою очередь, допустили стратегическую ошибку, упорно твердя «нет» любым попыткам достижения мира, не предлагая никаких конструктивных планов. Если бы Бегин довел до конца осуществление идеи палестинской автономии, реализация которой была оговорена Кемп-девидскими соглашениями, наша ситуация сейчас была бы куда лучше.
премьер-министр Шамир, с порога отвергший т. н. «иорданскую опцию» и тайные Лондонские соглашения, заключенные Шимоном Пересом и королем Хусейном[16], тоже не предложил никакой альтернативы. Уже тогда было очевидно, что тот, кто отвергает иорданскую опцию, в конце-концов заполучит опцию ООПовскую. Затем все то же повторилось на Мадридской мирной конференции и на переговорах в Вашингтоне[17]: мы делали шаг вперед и тут же откатывались на два шага назад. Если бы мы пошли в Мадриде до конца и провели бы всеобщие выборы на «территориях», авантюры Осло попросту не было бы. Правый лагерь допустил ошибку, полагая,
