Как странно. Как унизительно. Неужели он находит ее такой скучной?
Но совсем недавно он влез на дерево, чтобы достать котенка. В потайном уголке сердца она радовалась, что этим Берк хотел произвести на нее впечатление. Теперь она подумала, не двигало ли им просто желание покрасоваться своей храбростью перед публикой. Самодовольный индюк!
Ее пальцы все еще лежали на его плоском животе. Ей было трудно сосредоточиться только на этом месте, трудно сохранять равнодушие, когда хочется увидеть все его тело. Разум говорил, что этот мужчина не для нее.
Но каким мужчиной он был!
Теперь, когда Кэтрин была избавлена от его проницательного взгляда, она перевела глаза на черную полоску волос, уходящую под пояс его панталон. Искушение было слишком велико. Она осторожно раздвинула полы его рубашки, понемножку обнажая широкую грудь. Мощь его тела завораживала.
Крепкие мускулы отнюдь не свидетельствовали о распутной жизни.
Она со стыдом сознавала, как в ней разгорается желание лечь рядом с ним и снова познать тайны любви и близости. Она уже не первый раз испытывала это желание.
Глупо! Безрассудно! Страшно!
Этот знатный распутник никогда бы не смог дать ей то, чего жаждала ее душа. Однажды она уже пыталась полюбить повесу. Берк Гришем был намного хуже. Он познал всю глубину отвратительных пороков.
И в то же время Кэтрин с восхищением смотрела на его грудь, темные волосы, плоские соски. Осмелев, она раздвинула полы рубашки еще шире. Вдруг у нее перехватило дыхание. В верхней части груди слева она увидела белевший на смуглой коже бугристый шрам.
Он был ранен. В битве при Ватерлоо.
Шрам поразил ее, хотя она знала, что он был ранен. Вместе с вещами Альфреда было доставлено письмо от английского капрала, который обнаружил двух мужчин, лежавших около кареты. И тогда она возненавидела Берка Гришема за то, что он выжил. Она жалела, что вместо мужа не умер он.
Сейчас она думала только о том, какие страдания, должно быть, перенес Берк. Боль. Мучения. Долгое выздоровление. Ничего удивительного в том, что лишь через год он сумел приехать и принести свои соболезнования семье друга.
Ее рука невольно потянулась к шраму. Берк пошевелился, и их взгляды встретились.
Кэтрин вспыхнула от смущения.
Выпустив из рук концы рубашки, Кэтрин попыталась объяснить:
– Я-я не знала, есть ли у вас шрам.
Непроницаемое выражение, лица скрывало его тайны.
– Теперь вы знаете.
– Да.
Кэтрин быстро собрала полотенце, мазь и встала. Она хотела уйти, но Берк схватил ее за запястье.
Крепко держа ее, он озадаченно наморщил лоб. Она приготовилась к обидным замечаниям о своем неприличном поведении. Вместо этого он задал совершенно неожиданный вопрос:
– Вы с мужем ссорились из-за его увлечения игрой?
Старая обида заставила ее ответить:
– Не понимаю, почему это может интересовать вас.
– Просто ответьте мне.
– Хорошо, – резко сказала она, вырывая руку и отступая за рабочий столик. – Конечно, мы спорили. Альфред пропадал в Лондоне целые недели, а когда возвращался домой, то думал, я буду встречать его с распростертыми объятиями. – Она сжала губы.
Берку нет нужды знать, что ей не удалось стать хорошей женой. И что Альфред любил блеск городской жизни сильнее, чем ее.
Задумчивая складка пересекала лоб Берка.
– Я иногда видел, как он бросал кости. В карты он играл, но не больше, чем другие джентльмены.
– Он проиграл огромные деньги. Вот и все, что я знаю.
Но Кэтрин знала больше. Она помнила их бурную ссору, когда нашла у Альфреда в кармане записку с требованием оплаты долга. Она так рассердилась, что сожгла в камине колоду карт.
Она бы никогда не рассказала об этом Берку – как и о своей неспособности родить ребенка. Грустные подробности ее брака были слишком личными, чтобы делиться ими с кем-либо.
– Кажется, дела в имении поправились, несмотря на проигранные им деньги. – Гришем поднялся и застегнул рубашку. – Я провел все утро с управляющим. Проверял ваше финансовое положение.
– Я не просила вас об этом, – возмутилась Кэтрин.
– Но просил ваш муж. Я дал ему слово выполнить просьбу.
– Тогда я освобождаю вас от этой клятвы. Я в состоянии позаботиться о себе сама.
– Вы в состоянии? – Берк подошел и уперся ладонями в стол. Его темные глаза были серьезны. – Кэтрин, вы добрая, трудолюбивая женщина. Простите меня, но я хочу убедиться, что никто не злоупотребляет вашей добротой.
