больно, разве они способны чувствовать? Совершенно так же думали о неграх белые американцы еще менее ста лет назад, некоторые и сейчас так думают. Но и князья–грабители жили в той же самой «приспособительной норме», еды им хватало, выпить тоже, а большего чего–то они и не знали, чтобы пожелать и достигнуть. Вся Русская равнина иссечена большими и малыми реками, речушками, ручьями, набитыми рыбой как бочки селедкой. Вы помните, как «Один мужик двух генералов прокормил» у Салтыкова–Щедрина, сплетя из собственных волос силки для птиц и сеть для рыбной ловли? Глиняные горшки изобрели, берестяные туески придумали, деревянные ложки и чашки спроектировали, сани и хомут — тоже. Что же еще надо для жизни? Так и жили, бояре объедались и оппивались, народ тоже не умирал с голоду, более чем регулярно размножался, но угодья–то не кончались. Мы и сегодня так живем. Нефти, газа, металлов и всего прочего у нас — невпроворот. Вот когда закончатся, – задумаемся, как жить дальше. Только цивилизация–то уйдет вперед, нас дожидаться не будет.
Напомню из генетики: «Движущая форма естественного отбора Дарвина проявляется при изменении внешней среды. Тогда наследственное уклонение, совпадающее с направлением изменения условий существования, подхватывается естественным отбором. В конечном итоге, вследствие гибели особей, не обладающих преимуществами в новой среде обитания, полезное уклонение постепенно распространяется в популяции. Если отбором подхвачено одно уклонение, наиболее выгодное в данных условиях, популяция перестраивается как единое целое. Но когда происходит отбор нескольких качественно разных уклонений, примерно одинаково приспособительных по отношению к одному и тому же фактору среды, возникает несколько направлений эволюции одной и той же популяции. В природе постоянно сосуществуют обе формы естественного отбора. Можно говорить лишь о преобладании движущей или стабилизирующей формы на данном этапе эволюции. Стабилизирующий отбор охраняет признаки, имеющие в определенных условиях существования приспособительное значение, движущей — создает новые приспособления».
Я понимаю, что авторы все это пишут о растениях, грибах, мухах–дрозофилах и прочих отрядах и видах флоры и фауны. В отношении человека эти слова имеют точно такое же значение, как и к мухам– дрозофилам, разница только в том, что мухи эти плодятся, если не ошибаюсь, раз в сутки, а человек — приблизительно раз в год. Поэтому на дрозофилах и изучают генетику, удобно, потому что быстро получают результат мутаций генов и открывают законы естественного отбора. Спросим себя, почему «естественное уклонение» в разбойники не стало нормой популяции? Потому, что разбойники, как правило, не оставляли потомства, в основном обходясь гомосексуальными «уклонениями» от природного требования либидо, или «Оно» по Фрейду.
Что изменилось во внешней среде россиян в период наибольшего расцвета работорговли своим народом в 16 — начале 17 веков? Популяция, разумеется, значительно выросла, так как единственным развлечением россиян как вида фауны великой лесной равнины оставалось делать детей. Это единственное изменение внешней среды позволило начать работорговлю. Наподобие экспорта живых овец в мусульманские нефтедобывающие страны из Новой Зеландии и Австралии в специально переоборудованных для этой цели бывших танкерах, в которые напихивают по 100 000 живых овец и корм для них на период плавания до Персидского залива. Совсем столько же, сколько за один раз поступало рабов из России в небезызвестный крымский город Кафу.
С ростом популяции меда диких пчел стало не хватать, журавлей съели почти всех, соболя тоже сильно разредили из–за высокого спроса на западном рынке, однако рыбы, грибов–ягод и прочего съедобного лесного зверья оставалось предостаточно. Первичные орды несколько сблизили свои ареалы проживания, некоторые переместились, наоборот, подальше от князей–грабителей, но вскоре и там их начали доставать. Стабилизационная форма естественного отбора продолжалась. Строить большие дома, хотя леса было завались, не стали. Большой дом – приманка для князя–грабителя. Поэтому нравы слишком тесного общежития не улучшались, в той же мере проявлялись во взаимной неприязни и ссорах людей, еще больше закрепившись в генном аппарате.
Вторым отличием во внешней среде стало «прорубание окна» во внешний мир на юг по Волге. Но это окно торговое. А что мы могли продавать в это окно? Между тем, из этого окна виднелись такие прелестные вещи, как сладкая виноградная выпивка, оружие, металлы, красивые шелковые и шерстяные ткани и одежда, а главное: серебро–золото. Взамен же почти ничего не было. Ну, сколько может стоить пенька? Не туесками же и матрешками как нынче завалить международную торговлю? Лес, конечно, нужен был в тех краях, притом сплавлять его удобно, но разве русские князья знали ему цену, живя в лесу? Это же почти — что продавать воздух или запах лесных фиалок. Поэтому лес у нас брали почти бесплатно, оплачивая лишь лесорубам, совершенно так, как нынче берут наш лес китайцы а Приамурье, сами рубят сколько надо и увозят куда надо, купив бутылку таможеннику. Меха наши тоже были нужны всем, но невыделанные подобающим образом они шли тоже за бесценок. А кто же научит нас выделке? К 17 веку мы, как отмечают иностранцы, несколько выучились этому ремеслу, но они специально отмечают, что чуть похуже турок. Притом ценные меха — штука «обоюдоострая», как чуток перебрал «даров леса», так эти дары немедленно пропадают из виду. Вспомните, как быстро «освоили» зону Байкало–Амурской магистрали. За двадцать лет по обе стороны от нее километров на 50 уничтожили всего соболя. И вспомните пример подальше, в глуби веков, когда соболь на продажу у нас появился только после похода Ермака. Так что пушнина русская, пока мы не «прислонились к Уралу» по выражению Карамзина, в 17 веке для русских князей была не шибко немереной. А так хотелось «заморских товаров».
Вот тут–то и открылась широкомасштабная работорговля, но об этом я уже писал. Уточню только, что русским князьям–грабителям пришлось силой выдавать замуж 10–12 летних девочек и 15 летних по нынешним меркам мальчиков, не успевали осуществлять не только расширенное, но и простое воспроизводство рабов. Тут и сабли у князей появились и шлемы с арабскими надписями, и кубки для вина, и «камушки» на шапку Мономаха.
Почему же нас не «захлестнул» научно–технический прогресс? Ведь много раз доказано, что он неизбежен. Лучшее в мире колесо из дерева мы изобрели, русь–тройку с «одним топором да долотом» — тоже, наконец, туесок из бересты и глиняные детские свистульки, не говоря уже о липовых лаптях, которые имелись во всякой избе. Что же он, научно–технический прогресс на этом застопорился? Тут причин несколько. Во–первых, как что придумал, так князь отберет, или хуже — заставит день и ночь делать для него. Недаром пословица у нас есть: инициатива наказуема, или работа – дурака любит, а мы все хотим быть ванями–дураками, на самом деле умными, для которых хитрая лиса хвостом своим рыбу ловит из проруби. Во–вторых, не бывает почти изобретений, сделанных и выполненных одним человеком. Тут какой — никакой коллектив нужен, это тебе не буквы придумать, каковые и одному придумать можно. А наш мужик совершенно не может из–за конфликтности характера сосуществовать в одном деле, разругаются, подерутся и разбегутся в разные стороны. В третьих, не бывает так, чтобы все на свете изобрел один народ, особенно если он занимает округу диаметром 50 километров. Научно–технический прогресс – это продукт много общающихся между собой мининародов, и не только общающихся, но и соревнующихся. Сани, как известно, «снарядил и собрал расторопный ярославский мужик». Вот они и распространились быстро, потому что были нужны всем. Остальное, что было в Западной Европе, но не было у нас в России – это либо ненужность, либо невозможность, либо противоречит русскому разобщенному характеру. Без руды не изобретешь выплавку металлов, без способности объединяться не создашь, так называемое, цеховое крупное производство с разделением труда. Без металлов нет механики. Без грамотности не нужна бумага, без бумаги нет образования, без образования ничего нет на определенном этапе эволюции человека. Да это и не нужно, потому что не знают, что это может быть. Но и насущная необходимость изобретать из–за трудности существования сверхплотного населения у нас отсутствовала. Одним словом, «стабилизационная форма естественного отбора».
Остается выяснить, почему русский характер так и остался навеки конфликтным и злобным, по типу: чем хуже соседу, тем приятнее мне? Ведь зимняя скученность – это только предпосылка, первооснова, так сказать. Ведь северные народы нашли выход, разбредясь по тундре. Да и серия статей в «Комсомольской правде» под названием «Таежный тупик» показала, что много русских, особенно староверов, так далеко забрались в таежные дебри, что и с современными спутниковыми средствами, с помощью которых из космоса чуть ли не газету можно читать, не смогли их отыскать до 90–х годов. Я думаю, что основой к этому явился принцип: разделяй и властвуй, во–первых, и мягкотелость и аморфность русского характера у оставшихся во владении князей, во–вторых. Привыкли жить как и австралийцы, и калифорнийские индейцы, без особых затрат труда и энергии на всем лесном готовеньком, не заботясь о завтрашнем дне.
