Прилетела птица к городу Актюбинску. Три раза облетела его кругом и села в степи. И видели пастухи, притаившиеся в траве, как слез с птицы небольшой человек, как подобрал его подоспевший автомобиль и увёз в город…
Лётчик весь день носился над степью. Через полгода по этим местам должна была пройти большая воздушная линия. Вслед за лётчиком шли уже люди, чтобы выбрить в степи круглые лысины площадок и аэродромов. Лётчик летал весь день и устал, как лошадь. Ему хотелось спать, а ночевать было негде. Тогда к самолёту подъехал секретарь райкома и забрал лётчика ночевать к себе.
Секретарь был холост. В доме его пахло одиночеством: и эмалированный чайник, и чашки, и запыленные стёкла окон смотрели неприветливо-хмуро, не приласканные женской рукой. Секретарь три года безвыездно просидел в степи, пожелтел и порос колючкой. Всю дорогу секретарь молчал и тихо посвистывал. Передразнивая его, вдогонку автомобилю ядовито посвистывали суслики.
За ужином секретарь вдруг разговорился, и лётчику стало приятно, что надо сидеть и слушать, не перебивать и не разговаривать самому: слова, накопленные за три года, пошли шипучей струёй, вытолкнув плотную пробку молчания. Секретарь говорил о своём районе, говорил цифрами, и это были цифры астрономические. Выходило, что фосфоритов его района хватит на весь Союз, что нефтью можно мир затопить.
Лётчик молча оглядывал комнату. Вся комната завалена книгами – и все о нефти. Откуда в пустыне нефть? Не свихнулся ли парень от безлюдья?
Не выдержал лётчик, спрашивает:
– Это вы читаете?
– Я, – говорит секретарь и смотрит на лётчика упорно и сурово.
У лётчика от этого взгляда холодок по спине пробежал.
– И что же, все прочли? – говорит, чтобы прервать непонятную тишину.
– Да, всё прочёл, но только мне это мало помогает.
И начал секретарь жаловаться: центр ему не сочувствует, хочет разведки в его районе прекратить, а он упорствует, что нефть есть.
Лётчик из деликатности слушает: пусть душу отведёт на новом человеке.
Говорили так часов до двух. У лётчика от усталости в глазах двоится. Секретарь, видно, заметил, извиняется:
– Замучил я вас совсем… Ну, ложитесь…
И сам в той же комнате устраивается.
Легли. Лётчик уже засыпать стал, вдруг окликает его секретарь:
– Спите?
Тот вздохнул, говорит:
– Нет.
Сам думает: «Видно, не придётся поспать, уж больно у собеседника состояние нервозное».
Секретарь на постели приподнялся, слышно – скрипят доски.
– Мне, – говорит, – вот проклятые факиры покоя не дают.
– Факиры? Почему факиры?
– Интересуюсь я их наукой. Пришлось мне одного в цирке наблюдать. Занятнейший тип. Он себя всего иголками протыкал, гвоздь в ладонь загнал, английскую булавку в язык воткнул – и ничего, понимаете, ничего. Почему это такое?
– Собственно, – пытался сонно растолковать лётчик, – это довольно просто: сила внушения, говорят. Человек может заставить себя совсем не чувствовать боли. Ведь самое страшное – это вид крови. А говорят, есть в теле такие места, где кровеносных сосудов меньше. Факиры и колют там, где, знают заранее, кровь не выступит.
Слышит, сосед шарит по подоконнику.
– Нате, – говорит, протягивая что-то в темноте.
– Что?
– Нате шило. Попробуйте-ка, кольните, или давайте я лучше вас кольну, посмотрим – выступит или нет.
Лётчик тоже приподнялся на постели.
– Помилуйте, прежде чем колоть, надо ведь знать, – я же не факир…
Чиркнул спичкой и закурил, хотя ему не до курева было.
И до утра не спал. Слышит: сосед тоже не спит, ворочается. Чёрт его знает, что ему ещё в голову взбредёт.
Утром секретарь сам отвез лётчика на поле. Прощается, руку трясёт.
– В Москве обязательно вас разыщу. После посевной сейчас же поеду.
Полетел лётчик своей дорогой и забыл про Актюбинск, про факиров и про секретаря.
…Полгода спустя по новой линии из Москвы в Ташкент вылетел первый пассажирский самолёт. Самолёт вёл тот самый лётчик: степь знал наизусть, с дороги не собьётся. Когда самолёт опустился в Актюбинске, лётчик вспомнил своё первое знакомство с этими краями. За обедом разговорился с начальником аэропорта.