собаки, кора эц-самма...
Вслед за тем в прямоугольнике появилось несколько свитков с печатями причудливой формы. Лугальбанда снова очертил в воздухе прямоугольник, на этот раз — обратным концом жезла. Тотчас путь в полицейскую лабораторию, из которой появились все необходимые вещества, закрылся.
— Рано, — заметил Ницан. — Я бы добавил немного миндаля, черного воска и розового масла. А то мы тут задохнемся.
— Учи, учи, — проворчал маг, быстро растирая компоненты в фарфоровой супнице. В качестве пестика он пользовался, как и следовало, берцовой костью какого-то бедолаги, имевшего сомнительное удовольствие после смерти стать набором инструментов для некромагии. — Не задохнешься, мы же не допрос проводим, а открываем взгляд. Забыл, что ли?
Лугальбанда набрал щепоть получившейся кашицы грязно-зеленого цвета и, шепча заклинания, очертил квадрат вокруг алькова, в котором лежало тело Тукульти. Выпрямился, повернулся к сыщику, внимательно за ним следившему, сказал:
— Ну? Кто будет смотреть? Ты или я?
— Я, разумеется, — обреченным тоном ответил Ницан. — Не забыть только потом очиститься. Хотя очищение в этом деле помогает, как нашему клиенту Тукульти лечение от простуды... — он приблизился к очерченному квадрату, кивнул магу: — Давай, чего тянуть.
Эксперт поднял жезл, коснулся его лба, висков и глаз и прочел нараспев несколько слов на шу- суэнском диалекте. В то же мгновение свет начал меркнуть, от углов квадрата поднялись клубы густого тумана. Одновременно сыщика охватил леденящий холод. Ницан глубоко вдохнул насыщенный явственным запахом тления воздух и медленно двинулся к ложу.
Потусторонняя тьма быстро сгущалась, и последние шаги сыщик делал осторожно, чтобы не вписаться с размаха в один из столбов, поддерживавших балдахин.
Остановившись, он услышал, как голос Лугальбанды, читавшего заклинания, стал громче. Тьма рванулась, словно штора от порыва ветра. Потом еще раз и еще, пока вдруг не разлетелась клочьями, открыв сыщику картину — почти такую же, как виденная им наяву несколькими минутами раньше.
Он внимательно осматривал помещение, стараясь не упустить никаких деталей, с каждым мгновением убеждаясь, к вящему разочарованию, что Тукульти в последние мгновения своей жизни не видел ничего особенного. Гостевая комната была пуста. Те же деревья под открытым окном, тот же алтарь в углу. Правда, курильница тогда дымила интенсивнее, чем сегодня видимо, целитель разжег на всякий случай.
На тумбочке у ложа лежала плоская папка — единственная деталь, которой позже не было.
От монотонного чтения заклинаний и тяжелого запаха гнили, шедшего из углов комнаты у сыщика закружилась голова. Он покачнулся. Тотчас картина перед глазами начала быстро смещаться — словно Ницан незаметно для себя падал — и одновременно меркнуть. Вскоре он вновь стоял, окутанный плотным облаком тьмы.
Маг-эксперт выкрикнул короткое слово, тьма рассеялась. Ницан поспешно отошел от алькова.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Лугальбанда. — Что ты видел?
— Ни черта, — расстроено ответил сыщик. — Ни черта я не видел. Никого не было в комнате. Он умирал один. То есть, я хочу сказать, убийцу он не видел. Какая-то тень на мгновение мелькнула из-за спины — сейчас я понимаю, что это была рука с ножом. Вот и все... — он медленно подошел к глубокому креслу, стоявшему в углу и буквально упал в него. Закрыл глаза.
На самом деле его не покидало ощущение, что в картине, восстановленной ими, что-то было не так. Какая-то деталь, увиденная предсмертным взглядом Тукульти, словно противоречила общей картине. Но какая именно, Ницан понять не мог. Сыщик озадаченно посмотрел на портреты великих деятелей прошлого, на изразцовую печь.
— Не то, не то... — пробормотал он. — Ч-черт, Умника бы сюда...
Умник, как уже было сказано, позорно удрал от напугавшей его защитной магии, да еще и Красавчика прихватил с собой. Ницан поднялся, неторопливо подошел к распахнутому в сад окну и подставил несчастную, измученную вынужденной трезвостью (относительной, разумеется) голову порывам свежего ветра, потом вновь повернулся к алькову. Заострившиеся черты покойника, четко вырисовывавшиеся в лучах заходящего солнца, так же не способствовали рабочему настроению.
— Боюсь, что на сегодня я выдохся, — грустно сказал сыщик. — Я начинаю завидовать нашему клиенту. Лежит себе, никого не трогает. И мы его больше не трогаем. Мне бы тоже хотелось временно...
Лугальбанда вовремя закрыл ему рот широкой, пахнущей ладаном ладонью.
— Рехнулся?! — рявкнул он. — Прикуси язык, дубина! Ты что, забыл, что с тебя еще не сошла вся эта потусторонняя мерзость? Это тебе не рапаита с рюмкой пальмовки материализовать! Получишь сейчас вечный покой по полной программе, идиот!
Ницан испугался по-настоящему и даже не обиделся на бесцеремонность приятеля. Действительно, момент был мало подходящим для тоски вслух по тихим полям Иалу и блаженной стране Дильмун.
— Дай-ка я тебя очищу, — сердито сказал Лугальбанда, отпуская Ницана. — А то и в самом деле некому будет продолжать расследование.
Сыщик уже и сам сообразил, что странная лихорадка, временами сотрясавшая его тело, была не остаточным следствием похмельного синдрома, а недавним участием в некромагическом эксперименте. Кроме того, теперь он вновь обнаружил запах тления — правда, менее сильный, чем во время самой процедуры.
— Тьфу ты, черт... — пробормотал он. — Меня и правда ноги не держат... — он покачнулся и наверное упал бы, если бы Лугальбанда не протянул в его сторону судейский жезл. Сноп вращающихся искр образовал вокруг Ницана мерцающий ореол.
Сейчас сыщик почувствовал себя так, как, наверное, чувствовали его посетители, неосторожно заглянувшие в зеркало к Красавчику: все тело непроизвольно и очень неприятно подергивалось, в лицо словно впились сотни крохотных невидимых иголочек. Все это было следствием невидимой глазу борьбы, которую вела защитно-очищающая магия Лугальбанды с силами преисподней, уже успевшими по-хозяйски завладеть аурой частного детектива.
Окутанный золотистыми искрящимися нитями магического поля Ницан идиотски дергался посреди гостевой комнаты, а маг-эксперт громко и торопливо произносил длинные защитные заклинания. Несмотря на то, что мысли сыщика дергались так же, как и его тело, он пытался запомнить очистительные формулы — на всякий случай. Запоминание давалось с трудом, но частично отвлекало от неприятной процедуры.
Наконец, Лугальбанда громко выкрикнул заключительное заклинание и замолчал. Ницан еще пару секунд подергался, после чего мышцы его вдруг стали ватными. Он медленно осел на пол.
— Все, — сказал Лугальбанда облегченно. — Странно, что на тебе сразу же оказалось такое количество этой дряни. Ты уверен, что не экспериментировал в последнее время с некромагией?
Ницан кое-как приподнялся и сел и задумался. После двух процедур дознания и очищения — голова его работала медленно и с трудом.
— Уверен, — сердито ответил он. — Я и в трезвом состоянии эти хитрые заклинания не запоминаю. А уж по пьяни... — сыщик задумался. — Хотя черт его знает, — пробормотал он. — Подсознание иной раз такие коленца выбрасывает...
Маг-эксперт махнул рукой.
— Ладно, — сказал он. — В конце концов, я тебя очистил. Впредь будь аккуратнее... — он выглянул в окно. — Солнце заходит. Давай-ка, брат, по домам. Утро вечера мудренее.
Ницан пригладил жесткие вихры. Рука дернулась, как от слабого электрического разряда. Видимо, остаточные следы некромагического поля еще существовали.
— А кормить нас сегодня собираются? — осведомился сыщик. — Кроме капли лагашской, у меня сегодня росинки во рту не было.
— Однако и капли у тебя, — проворчал Лугальбанда. — Ужин в комнате. Думаю, тебя устроит, правда, предупреждаю: спиртного нет ни капли. Из напитков — соки и молоко.
Как всякое неприятное сообщение, слова Лугальбанды подтвердились с абсолютной точностью. Кое- как удовлетворив голод, Ницан улегся на узкую кровать и попытался уснуть.
