ей о Новом Орлеане и о здешних обычаях, вызывая ее на разговор. Слушая, как он описывает чарующие картины жизни интересного, но незнакомого ей общества, она забывала, кто он и что собой представляет.
Более того, Элина с удивлением обнаружила, что Рене очень остроумен и любезен, когда захочет. Это открытие повергло ее в смятение. Быть может, она несправедлива к нему. Но в Новом Орлеане все убеждены, что именно Рене убил Алекса. Однако Элина все чаще и чаще сомневалась в этом.
Девушка то и дело ловила на себе его взгляд. Его темные глаза горели огнем. Они манили к себе, завораживали. И когда он уходил, ее еще долго преследовал его тихий горький смех.
В эти редкие мгновения он не пытался снова предлагать ей деньги. И между ними установилось в некотором роде перемирие. Бонанж занимался своими делами, а Элина рисовала родителей и Алекса.
Так было до сегодняшнего дня.
Элина поверх холста всматривалась в лицо Рене. Она выполнила свое обещание и согласилась рисовать его портрет. Этим утром, когда он объявил, что они могут приступить, она расстроилась. Ее не радовала перспектива часами смотреть на него. Не так ей хотелось проводить свой досуг. После первых дней пребывания в Новом Орлеане, тяжелых и беспросветных, она нуждалась в передышке, чтобы восстановить силы для предстоящей борьбы.
Нет, рисовать Бонанжа будет не так-то просто, думала она, ерзая на деревянной табуретке, сосредоточив все свое внимание на холсте. Всякий раз, как она поднимала на Рене взгляд и видела этот слегка улыбающийся рот, она вспоминала, как его губы блуждали по ее обнаженной коже. А его руки! Она краснела при одной мысли о его прикосновениях.
Она пыталась придать черты жестокости его лицу, когда вспоминала, что он убил Алекса из-за нескольких десятков долларов, а ее держал в заточении.
– Надеюсь, эти грубые резкие штрихи ничего не значат, – небрежно бросил Рене. – Уж если я нашел время позировать тебе, самое меньшее, что ты можешь сделать, – это изобразить меня в наилучшем виде.
– Ты же знаешь, что я предпочла бы вообще тебя не рисовать, – ответила она. – Если у тебя так мало времени, я была бы счастлива, заняться этим как-нибудь в другой раз. А лучше всего отказаться от этой затеи.
Подняв глаза, Элина, к своей досаде, увидела, что он еще больше расслабился и, вместо того чтобы стоять прямо, прислонился к стене.
Рене одарил ее высокомерной улыбкой.
– Ты не считаешь меня достойным объектом? Или есть другая причина, почему тебе не хочется меня рисовать?
Девушка снова коснулась холста кусочком угля.
– Мне не доставляет удовольствия рисовать преступников.
Веселье исчезло из его глаз, хотя губы продолжали улыбаться.
– Ах, мы снова о том же? Ты, как всегда, лжешь. Уж кто настоящий преступник, так это Уоллес. Но ты ведь рисуешь его.
Элина благоразумно промолчала.
– Тебе нечего сказать, милые глазки? Почему ты не защищаешь Уоллеса, не настаиваешь на том, что он доводится тебе братом?
Она смерила его надменным взглядом.
– Ты все равно не поверишь. У тебя плохие манеры, и ты никого не слышишь, кроме себя.
Его сдавленный смешок еще больше разозлил ее.
– Знаешь, крошка, роль оскорбленной леди в твоем исполнении весьма меня развлекает. Всякий раз, как ты распекаешь меня за мое скверное поведение, я вспоминаю, как ты стукнула меня бутылкой по голове. Скажи, ты обучилась этому мастерству в изысканных салонах и гостиных Сент-Луиса?
– Крев-Кёр, – уточнила Элина, снова принимаясь за холст. – Я жила в Крев-Кёр с папой, мамой и Алексом, моим братом. Но тебе это совершенно не интересно.
– Напрасно ты так думаешь. Мне хотелось бы знать все, чему ты училась, но, поскольку ты не желаешь говорить правду, придется пока довольствоваться твоими выдумками. Я думаю, художница должна развлекать свою модель, поддерживать в боевой готовности, так сказать. Так что развлекай меня. Но прежде скажи, как проводят время и чем занимаются, по твоему мнению, благовоспитанные благородные леди.
Девушка взглянула на него и, увидев, как он с невинный видом поднял брови, поняла, что это своеобразный способ бросить ей вызов. Ну что ж, она его не разочарует.
– Благовоспитанные благородные леди в Крев-Кёр, – сказала она с достоинством, – занимаются шитьем, плетут кружева, берут уроки рисования, музыки и танцев. Иногда отправляются на прогулку в лес…
– С поклонниками? – прервал он.
Тягостные воспоминания нахлынули на нее, и она почувствовала, как ком подкатил к горлу.
– Конечно же, нет, – с горечью ответила она. – Не с поклонниками. Отцы не хотят, чтобы их преступления были раскрыты предприимчивым зятем, и не принимают поклонников дочери.
Мгновение он молча смотрел на нее.
– Я вижу, ты с пользой провела эти четыре дня, продумав до тонкости свою историю, – сказал он, наконец. – Это совершенно неожиданный поворот.
С возрастающим раздражением Элина продолжала: