Миссис Вормингтон издала низкий стон и погрузилась в молчание. Джули лежала в окопе, думая о том, куда же делся Росторн, когда он вернется и что они должны предпринять.
А Росторн попал в трудное положение. Пересекши дорогу внутри плантации, он теперь никак не мог вернуться обратно. По дороге постоянно двигались грузовики с зажженными фарами, и даже подходить к ней было опасно. К тому же сначала он вообще ее потерял. Обнаружив себя посреди армии Серрюрье, он стал ходить кругами, запутался в рядах бананов, в ужасе натыкаясь то на одну группу солдат, то на другую и с колотящимся сердцем отбегая от них.
К тому времени, когда он немного пришел в себя, он оказался так далеко от дороги, что для возвращения к ней ему понадобилось полтора часа. У него не было иллюзий относительно того, что будет с ним, если его обнаружат солдаты. Пропаганда Серрюрье работала хорошо, и мозги этих людей были одурманены, представление об окружающем мире искажено. Для них все белые были американцами, а американцы были злыми духами в той мифологии, которой их накачал Серрюрье и его сподручные. И Росторн прекрасно знал, что его просто пристрелят на месте.
Поэтому, пробираясь между бананами, он был предельно осторожен. Однажды ему пришлось замереть почти на полчаса, прячась за стволом банана, по другую сторону которого сидела группа лениво переговаривающихся между собой солдат. Он молил Бога, чтобы никому из них не пришла в голову мысль встать и двинуться в его сторону.
Обрывки разговоров, невольным свидетелем которых он стал, сказали ему многое. Войска Серрюрье устали и были деморализованы. Солдаты жаловались на никчемность офицеров и испытывали ужас перед артиллерией Фавеля. Назойливой темой была: где же наши пушки? Никто не мог ответить на этот вопрос. В то же время говорили о том, что армия перегруппируется под командованием генерала Рокамбо и наутро готовится атака на Сен-Пьер. Хотя большое количество вооружения было потеряно и захвачено Фавелем, отступающие части Рокамбо сумели захватить арсенал и пополнить запасы боеприпасов. Когда люди говорили о Рокамбо, в их голосах звучали воодушевление и новая надежда.
Наконец, Росторн вышел к дороге и стал ждать, когда можно будет перейти ее, но удобного случая все никак не предоставлялось. Тогда он пошел вдоль дороги и добрался доее поворота. Здесь шансов перебежать дорогу, не попав под свет фар, было больше. Он подождал, пока пройдет один из грузовиков, тут же бросился вперед и уже на другой стороне упал на землю. Свет фар следующего грузовика скользнул выше его сжавшейся фигуры, приткнувшейся к стволу банана.
Когда он определил направление на выемку и двинулся в ее сторону, небо на востоке начало розоветь. Он шел, пошатываясь и спотыкаясь, и думал о том, что такого рода испытания были бы под стать более молодым людям, таким как Уайетт и Костон, но для него, пожилого человека, они смертельно опасны.
Джули приподнялась на локте, затем осторожно села, осматриваясь. Небо начинало светлеть. Росторна не было. К их выемке никто не подходил, и, возможно, у них все же был шанс остаться незамеченными. Она прошептала Эвменидесу:
— Я подползу к краю, посмотрю.
Банановые листья рядом зашевелились.
— Хорошо.
— Не оставляйте меня, — умоляющим голосом произнесла миссис Вормингтон, садясь, — пожалуйста, не уходите, я боюсь.
— Тсс… Я не ухожу далеко, всего несколько ярдов. Оставайтесь на месте и молчите.
Она подползла к кромке их убежища и нашла удобное место для наблюдения. В сером свете раннего утра она увидела движущихся людей, услышала приглушенные голоса. Ближайшая группа была всего в пятидесяти ярдах, несколько бесформенных фигур, лежавших вокруг остывающего костра.
Джули обернулась, чтобы посмотреть, как выглядит их убежище со стороны. Выкопанная земля была все же подозрительно свежей, но ее можно было прикрыть дополнительными банановыми листьями. Сами же окопы были незаметны, во всяком случае до тех пор, пока эта чертова женщина будет вести себя тихо.
Миссис Вормингтон сидела, поминутно нервно оглядываясь, и прижимала к груди свою сумочку. Затем она открыла ее, достала оттуда гребень и стала причесываться. Ей ничего не втолкуешь, подумала Джули в отчаянии. Она не хочет отказываться ни от одной из своих привычек. Причесывание волос по утрам, несомненно, похвальное занятие, но здесь оно могло означать смерть.
Джули была готова соскользнуть вниз и заставить эту женщину залезть в окопчик, даже если для этого придется затолкать ее туда, когда ее внимание привлекло движение на другой стороне выемки. К ней медленно подходил солдат, подняв руки вверх и потягиваясь после сна. На его шее висела винтовка. Джули замерла и перевела взгляд на миссис Вормингтон, которая смотрела на себя в маленькое зеркальце. Она отчетливо услышала возглас неодобрения, вырвавшийся из уст миссис Вормингтон при виде своей растрепанной головы.
Солдат тоже слышал его. Он снял винтовку, взял ее наперевес и начал спускаться в лощину. До миссис Вормингтон донеслось металлическое клацанье затвора, и она, обернувшись и увидев приближающегося солдата, вцепилась в свою сумочку и завизжала. Солдат в удивлении остановился, затем рот его растянулся в улыбке до ушей, и он, подняв винтовку, шагнул ближе.
Раздались три хлопка, гулко прозвучавшие в утреннем воздухе. Солдат крикнул что-то, повернулся вокруг себя и упал прямо к ногам миссис Вормингтон, извиваясь, как пойманная рыба. На его гимнастерке разлилось пятно крови.
Эвменидес выскочил из своей норы, как чертик из шкатулки. Джули побежала вниз. Когда она оказалась на дне лощины, грек стоял, наклонившись над стонавшим солдатом и тупо смотрел на его окровавленную руку.
— В него стреляли, — сказал он.
— Он напал на меня! — кричала миссис Вормингтон. — Он собирался убить меня! — В ее руке был револьвер.
Джули была охвачена яростью и отчаянием. Надо было во что бы то ни стало заставить замолчать эту истеричку. Она размахнулась и изо всех сил ударила ее по щеке. Та резко замолчала, и револьвер выпал из ее пальцев. Эвменидес подхватил его, и его глаза расширились от изумления.
— Это мой, — выдохнул он.
Сзади раздался крик, и Джули резко обернулась. Трое солдат быстро спускались к ним. Первый из них увидел распростертую фигуру, револьвер в руке Эвменидеса и не стал терять времени. Он вскинул винтовку и выстрелил греку в живот.
Эвменидес застонал, согнулся вдвое и, прижав руки к животу, опустился на колени. Солдат еще раз поднял винтовку и вонзил штык в его спину. Эвменидес повалился набок, а солдат вновь и вновь колол его тело, пока оно не оказалось буквально залитым кровью.
Росторн, видевший все это из-за кромки лощины, был охвачен ужасом, но не мог оторвать взора от жуткой картины. Теперь солдаты с криками окружили женщин. Один из них стал тыкать в них штыком, и Росторн заметил, как по руке Джули потекла кровь. Он решил, что сейчас их, видно, расстреляют, но тут появился офицер, и их вывели из лощины, в которой осталось лежать безжизненное тело Эвменидеса Папегайкоса.
Прошло немало времени, прежде чем Росторн оправился от шока. Он стал отползать от лощины, но в какую сторону ему надо было двигаться и что теперь делать, он не имел ни малейшего представления.
III
Уайетта с Доусоном передали младшему командиру, который был целиком погружен в решение какой-то тактической задачи и поэтому не обратил на них особого внимания. Чтобы освободиться от помехи, он отправил их куда-то вместе с одним-единственным солдатом, огорченным тем, что его отстранили от боевых действий. Доусон бросил взгляд на солдата и сказал:
— У этих ребят высокий боевой дух.
