Убить миротворца

– Инженерно-технические системы в норме. Ремонтные системы в норме. Аварийные команды готовы.

Теперь ему оставалось наблюдать и ждать. Его бой по-настоящему начнется после боя...

Сражения в открытом пространстве чаще всего скоротечны. Это азы. Их знает любой флотский офицер. Эскадры расходятся на контркурсах. Корабли находятся в зоне действенного огня на протяжении нескольких десятков минут. Самый короткий огневой контакт арткораблей продлился всего две минуты. Самый длинный – сорок минут: бой велся на черепашьих скоростях над планетоидом и не на контркурсах, а при почти параллельных векторах движения. Но когда эскадры разошлись, адмиралам никто не мешает, подсчитав потери, дать приказ на разворот. И тогда опять – контркурсы. Сомов считал, что это похоже на какой-то старинный танец: партнеры кружат, кружат, не касаясь друг друга, и лишь на краткое время берутся за руки... Четверть часа – огневой контакт, час – разворот, десять минут огневой контакт – два часа разворот. И так, пока одна из сторон не решит удирать, а не разворачиваться. Или... пока не погибнет вся до единого корабля. Китайцы и женевцы во время памятного побоища в поясе астероидов столкнули группы эскадр. Так вот, самые стойкие успели сделать по девятнадцать разворотов. До Виктора доходили слухи, будто после того боя на разбитых, но уцелевших кораблях потери измеряли сначала в сумасшедших, а уж потом – в убитых. Во время эскадренного боя в среднем тридцать процентов боезапаса расходуется мимо цели, еще двадцать процентов сбивают удачливые комендоры из службы противоракетной защиты. Если, конечно, служба поставлена, как надо... Все остальное попадает. У рейдерников статистика намного утешительнее. А тут и мишени поболе, да и калибры – тоже. Но главное, большие арткорабли, они же линкоры, они же броненосцы рассчитаны на взаимное уничтожение, и бои между ними ведутся только с одной целью: истребить противника. Не отогнать. Не повредить. Не напугать. И не блокировать. Только насмерть.

Сергей Иванович дал команду на снижение скорости. Его логика была ясна Сомову. Так поступает тот, кто уверен в своих силах и стремится продлить первый огневой контакт подольше. Вскоре стало известно время пребывания «взявшись за руки». Двадцать пять минут, плюс-минус самая малость.

Обе эскадры шли в строю косой плоскости. Собственно, самое распространенное изо всего, что рекомендовала тактическая теория. Этот курс училище проходило очень ускоренно. Его сократили чуть ли не в первую очередь. Командование исходило из практических соображений. Командовать флотами вчерашним выпускникам точно не придется. Если молодого офицера убьют – проблема отпала сама собой. Если не убьют, но и карьеры особой он не сделает, опять же тактика ему не нужна. На худой конец, пойдет в чины... что ж, тогда его доучат в Академии! Сомов получал от тактической теории неизъяснимое мальчишеское удовольствие. Он изучил ее в объеме, намного превосходящем изначальный, несокращенный курс. Он наизусть помнил все виды косых плоскостей, и уж конечно любимую трехлинейную схему Али Хаджи.

Собственно, что прежде всего нужно флотоводцу в эскадренном бою? Задействовать как можно больше своих огневых средств одновременно и сократить до минимума возможность попадания по своим. Для этого лучше всего строить корабли в одной плоскости, наклоненной под углом примерно сорок пять градусов к вектору движения. Опаснее всего момент, когда две плоскости проходят друг друга насквозь, и в наступающей мешанине возникает риск поразить собственные корабли...

Али Хаджа всегда строил плоскость из трех параллельных линий. Причем в той из них, которая должна была первой войти в огневой контакт с противником, ставились самые старые и слабые корабли. Во второй – получше. Арьергардную линию составляли новейшие линкоры с самой мощной артиллерией. Он и сейчас применил этот ход. В основе такого построения лежала здравая идея: решающие силы вступят в дело чуть позже прочих и нанесут удар по врагу, уже получившему повреждения, столкнувшись с авангардом. Когда-то именно третья линия Ходжи добила сатурнианскую эскадру латино.

Но великий князь отчудил нечто такое, чему Сомов не мог отыскать название в тактических анналах. В плоскости русской эскадры корабли были разбросаны совершенно беспорядочно. Для чего? Сомов поставил себя на место Хаджи: какой подвох почуял бы он? Пожалуй, трудновато будет распределить цели... кое-кто вступит в бой на несколько десятков секунд позднее.

Зуммер!

Огневой контакт.

Первые повреждения – в первую же минуту. Это не тот древний бой между неповоротливыми дредноутами, когда противники ловили друг друга в бесконечные артиллерийские вилки. Теперь попадают с самого начала. Четвертый арткомплекс... Носовой сантехнический узел... броневой лист, закрывающий артпогреба носовых арткомплексов – славен Господь, не пробило насквозь... один из спасательных шлюпов... Ерунда, пока одна ерунда... Но аварийные команды зашевелились, расползаясь к местам пробоин в обшивке и внутренних повреждений.

На экране внешнего обзора появились пунктирные линии, обозначающие вектора стрельбы с обеих сторон. Вот она, домашняя заготовка Хаджи! Просто, но эффектно. Двадцать два аравийских вымпела постепенно разбирали цели по схеме один-против-одного. А остальные восемь взяли на себя три корабля Нифонтова. Видимо, Хаджа рассчитывал найти слабое звено. А про флот Русской Европы после года войны доподлинно известно: экипажи там – сборная солянка...

Великий князь Сергей Иванович гнул свою линию. У него вся эскадра сконцентрировала огонь на трех аравийских линкорах – флагманах линий в косой плоскости Хаджи.

1 минута огневого контакта...

Сомов вызвал ремонтный макет, сейчас же появившийся над экраном внешнего обзора. Это три голографических копии «Святого Андрея»: целый корпус корабля, то же в разрезе сверху, то же в разрезе сбоку. Датчики фиксировали на ремонтном макете все попадания и все предполагаемые повреждения от них. Предполагаемые – потому что добрая четверть датчиков начинает нести чушь от сильного сотрясения и высоких температур. Какая действительно приключилась беда, сможет определить только аварийная команда, прибывшая на место.

Пока довольно чисто. Хотя «достают» их каждые пять-десять секунд.

– Один – ноль. Господин капитан-лейтенант, взгляните, – оторвал его от макета Яковлев.

На экране внешнего обзора флагман первой линии аравийцев фонтанировал пламенем и быстро разваливался на куски. Он напоминал веселый бенгальский огонь, выпавший из детской руки...

3 минуты...

Так. Чуть серьезнее. Ракета «буйных» превратила одиннадцатый арткомплекс в инвалида... Две аварийных команды туда.

Пока он разбирался с первой по-настоящему неприятной раной в теле «Святого Андрея», из строя аравийской эскадры выкатился линкор, как видно, потерявший управление. Корабль выходил из боя, скорее всего, не по воле капитана: его маневр выглядел странно.

7 минут...

«Святой Александр» прекратил стрельбу, и теперь лишь беспомощно подставлял борт под огонь неприятеля. Сомов плохо представлял себе, какое повреждение способно разом вывести из строя всю артиллерию. Да и некогда было задумываться о неприятностях соседей: на восьмой минуте ему с избытком хватало своих...

Кубрик связистов и трюм под ним... кормовой лазарет... ОМП-салон... о!

Сомов почувствовал, как кровь приливает к лицу. Он машинально бросил взгляд на Яковлева. Тот был мертвенно бледен. Это применяли только для подавления фортов на планетоидах, да еще для бомбардировок, в результате которых живых оставаться не должно... Впрочем, если «Святой Андрей», а вместе с ним и три-четыре ближайших соседа, не превратились в пыль, значит, боеголовки целы. Виктор отправил в ОМП-салон аварийную команду и через минуту выслушал доклад: мол, все нормально господин капитан-лейтенант, будем жить.

– Будем жить, мичман...

И он опять погрузился в жутковатое таяние ремонтного макета и суету аварийных команд.

На несколько мгновений мозг старшего корабельного инженера посетила странная мысль: как будто все происходящее в открытом пространстве – миф, игра, иллюзия, и нет никакой реальности в том, что отражается на экране внешнего обзора. Реальность только здесь, на борту бронированной скорлупки, где