металл, ворвавшийся извне, корежит другой металл, увечит и губит людей. А люди упрямо стараются делать свое дело, подавляя ужас, надеясь на победу.
Посетила и сгинула...
– Есть, командир! Есть! Смотри! Обана! – и тут вечно корректный, образцовый Яковлев, добавил фразу, которую его начальник слышал последний раз семь лет назад на верфи: рабочие после получаса усилий по установке вакуумного насоса, обнаружили, что насос не той марки, и выразили
Сомов уже оторвал было взгляд от экрана, как на нем одновременно расплылись две огненные кляксы. Взрыв линкора необыкновенно красив. Увидев такое, люди рефлекторно отмечают про себя: да, очень красиво, ни с чем не сравнимо. И лишь потом вспоминают про шесть сотен семей, которые получат похоронки...
«Святой Филипп» и флагман Али Ходжи превратились в часть космоса.
13 минут...
В момент сквозного прохождения Сомов был
Второй шлюпочный ангар... кормовой трюм... просто кусок брони без внутренних повреждений... еще раз одиннадцатый арткомплекс, и там сейчас мало что уцелело... рубка дальней разведки... второй батарейный марш... еще раз кормовой трюм... центральный пост...
– А! – вскрикнул Яковлев и засобирался спасать командора, пребывавшего как раз там.
– Стоять!
Сомов прервал его приготовления и связался с центральным постом. Молчание. Датчики показывают, что маршевые шлюзы изолировали отсек. Но старший корабельный инженер поберег мобильную группу: бой еще не закончен.
14 минут. Эскадры «расцепились».
На экране внешнего обзора траектории стрельбы русских кораблей утратили концентрацию и распределились между десятком аравийских линкоров.
– Господин капитан-лейтенант... люди гибнут...
– Молчать.
Еще раз второй батарейный марш... машинное отделение... топливный трюм... седьмой арткомплекс...
Сомов опять вызвал центральный пост. Молчание. Кажется, «Святой Андрей» превратился в летающий гроб. По-видимому, сейчас им не управлял никто. И вот еще: топливный трюм это плохо, очень плохо. Датчики показывали во всех соседних помещениях температуру, при которой люди не живут...
Виктор отправил туда все, что у него оставалось, кроме мобильной группы.
– Четвертый... – вяло откомментировал Яковлев.
И точно, экран внешнего обзора демонстрировал роскошную огненную клумбу посреди боевого порядка «буйных».
Маршевые шлюзы отрезали от окружающего мира седьмой арткомплекс. Он и так был поврежден, а тут до него добралось щупальце пожара из топливного трюма.
21 минута...
С аварийного пульта в резервной рубке управления вышел на связь капитан «Святого Андрея»:
– Капитан-лейтенант Сомов! Капитан-лейтенант Сомов! Вы слышите меня?
– Слышу отлично.
– Центральный пост разбит прямым попаданием. Приказываю немедленно заняться ремонтом и эвакуацией тех, кто остался в живых. Там командор Нифонтов со штабом... Примите все возможные меры!
– Так точно.
Возможно, там действительно кто-то уцелел. Возможно даже, если этих уцелевших не вытащить прямо сейчас, они умрут. Послать туда некого, кроме мобильной группы. Но между седьмым и двенадцатым кормовыми отсеками плескалось море огня. И оно триумфально запускало метастазы в соседние помещения, медленно пожирая корабль. В трех маршах от него аварийная команда латала дыру в машинном отделении: ракета «буйных» едва не умертвила «Святой Андрей». Если не остановить пожар, через четверть часа придется давать команду на всеобщую эвакуацию. Или, может быть, раньше. И дай Бог им всем после этого добежать до шлюпов и вовремя втопить пусковые клавиши... Сомов оценил положение дел в полминуты и решился:
– Яковлев! Давай-ка, мужик, сюда... – Он показал на ремонтном макете место между седьмым арткомплексом и машинным отделением. Хотел было добавить, что мобильной группе обязательно надо справиться, иначе кораблю хана. Но это все дурные эмоции, а потому старший корабельный инженер сказал совсем другое. – Резервов у меня больше нет. Если понадобится поддержка, свяжись, и я сам к вам приду.
– Не беспокойтесь, господин-капитан лейтенант...
Мобильная группа в ремонтных скафандрах понеслась по задымленным маршам.
24 минуты...
На разбитый корпус «Святого Андрея» продолжали обрушиваться удары. Кормовой кубрик нижних чинов... главный марш грузовой палубы... десятый арткомплекс... броневой лист над медицинским отсеком... Но искалеченный корабль все еще огрызался.
На пост зашел из коридора человек в мичманской форме, с лицом настолько белым, как будто на него наложили чудовищный слой грима... В правой руке он держал кисть левой – оторванную и кровоточащую. Он не кричал, не выл, не плакал. Он просто разглядывал обрубок. Удивленно и с обидой. Попытался приставить кисть к культе... Виктор не знал его: большой арткорабль – не рейдер, со всеми не перезнакомишься.
25 минут...
Кончено.
Эскадры разошлись на дистанцию, при которой артиллерийская дуэль неэффективна.
Раненый мичман рухнул у Сомова за спиной, поскользнувшись на собственной крови.
Сомова вновь вызвал капитан:
–...Доложите обстановку. Что делается на центральном посту?
Виктор бросил взгляд на список повреждений и кратко перечислил самое главное. Пока докладывал, ввел вызов одной из аварийных команд, работавших на одиннадцатом арткомплексе и перебросил ее к центральному посту. Вновь стрелять придется не раньше, чем через сорок минут. Комендоры подождут.
– Великий князь выясняет состояние кораблей. Он дал приказ на разворот... Виктор Максимович, скажите честно, насколько иы сейчас боеспособны? Дотянем ли до драки? Меня сейчас интересует не столько ваш доклад, сколько ваше мнение.
Сомов помедлил с ответом, прикидывая так и этак. Сложно оценить боеготовность лохани, побывавшей под прессом...
– Если в течение четверти часа не разлетимся в щепы, то... минуты две-три боя должны выдержать.
– Имеете в виду пожар в кормовых отсеках? – надо отдать капитану должное, голос у старичка ничуть не дрожал и никоим образом не выдавал испуг.
