Убить миротворца

– Батенька... Так ведь иначе и быть не могло. У них там – сто двадцать пятый год, а у нас здесь – сто пятьдесят восьмой... Язык не стоит на месте. К тому же для нас Ведущий, по большому счету, чужак. Чего ж вы хотели?

– Да знаю я, знаю, знаю! Хорошо кое-кому с темпераментом флегматика наблюдать из заоблачных высей метания холерика. Поймите, я не считаю правильным контролировать эмоции, подчинять их рассудку. Для меня мои чувства – ценность...

– Порой, глядя на вас, я с необыкновенной глубиной чувствую правоту наших предков, которые отказались от любого милитаризма в принципе, от любой полиции и от любой армии... Полагаю, холерики нашли бы способ использовать и то, и другое, отстаивая неприкосновенность своих эмоций.

– Вы желаете ссоры? Извольте, черт возьми, я как раз в настроении!

– О, нет. Простите, если я задел вас. И... у меня, кажется, есть чем вас порадовать. Надеюсь это несколько поубавит пищу для вашего раздражения. Итак, мы перестали быть резервом, запасным вариантом, номером шесть. Я поинтересовался ходом дел у других двоек. Так вот, Дэвис из сто тридцатого года сдал своего Ведущего-10 гражданской милиции...

– Уму непостижимо!

– Ромашов, то бишь 1-й, закатил истерику и выгнал двойника из дому. Он, видите, не хочет больше встречаться. Так что этот вариант тоже, наверное, можно считать отработанным. Если помните, Оганесян – 2-й, кажется, – отпал раньше...

– Да, еще на прошлой неделе. Э-э... перспективный вариант Уильямсона из девяносто седьмого года?

– Знал, что спросите. Ведущий-3 взят людьми Братства по дороге в Гвианский резерват. Не догадался моментально дать команду на обратный ход. Не знаю точно, какая муха его укусила, но тем, кто его брал, показалось, будто он пытается оказать сопротивление... Одним словом, он так и не пришел в сознание.

– Печально. Мы не думали, что будет... так.

– Элеонора Эспартеро, 5-я, больше не интересуется своей Ведомой. У нее личные проблемы, и это надолго.

– Выходит, наша двойка сейчас в фокусе внимания? Самая перспективная на данный момент?

– Единственная перспективная. Номера четыре, семь и восемь ни у кого не вызывают особой надежды. Девятый «завял» еще в самом начале.

– Что ж, я горжусь ответственностью, которая на нас теперь свалилась... Но до чего же странные люди! Психологи предсказывали гораздо более продуктивный результат альянса двойников.

– Вряд ли их можно назвать странными, если сравнивать с нами... Ради благородной, но несколько расплывчато сформулированной цели народ высказался за самоубийство двумя третями голосов против одной... Помните: триста два общинника против ста шестидесяти. Это ли не странно!

– Вы не смеете так говорить! В конце концов, мы с вами здесь ради...

– Ради того, чтобы выполнить общую волю. И мы ее выполним, если возможно... Но говорить я смею все, что пожелаю. Для меня мои мысли – ценность...

– Признайтесь, вы голосовали против! Для вас высокое стремление духа – пустой звук!

– Право, это гораздо хуже и опаснее, чем пустой звук. Но я голосовал за...

– А?

– Боже, какое у вас сейчас лицо... Я голосовал за в надежде на естественный ход вещей. Мы сделаем все возможное, не получим искомого, но наверняка избавимся от массового комплекса, будто все мы, потомки ушедших, предатели и отщепенцы.

– Логика труса.

– Логика здравомыслящего человека. Кроме того, мы получим бесценные сведения... Вот, хотя бы точка расхождения! Послушайте-ка. Ведущий и Ведомый сошлись на выборах 2024 года. Но ведь было какое-то событие раньше, возможно, намного раньше, оно-то и привело к моменту бифуркации на выборах... Я поискал... не могу с уверенностью сказать... Возможно, 1999 год, а возможно, 2002-й. Самое позднее – 2003-й, дальше ветвление очевидно...

– Коллега! Занимаетесь чепухой.

Часть 3 Обмен невозможен

Глава 1 Мужчина и женщина. № 2.

8 января 2126 года

Терра-2, Ольгиополь.

Виктор Сомов, 29 лет, и Екатерина Сомова, 36 лет.

Терранцы знали о существовании пальмы, ели и омелы только по учебным программам. Местная флора последовательно отторгла и то, и другое, и третье. На единый языческо-христианский праздник нового года/Рождества Христова здесь украшали молодые деревца остролиста шипастого – гибрида крыжовника, терранского груздя бешеного и карликовой березы...

Сомов совершал немыслимо грубое нарушение устава, но его поддерживал весь – до единого человека – экипаж крейсера «Сталинград». Он не видел жену вот уже семьдесят шестые сутки, а она – тут, рядом, на соседнем планетоиде, можно сказать, в двух шагах...

Один малознакомый человек подменил его на вахте. Другой малознакомый человек скрыл этот факт, рискуя карьерой. Третий малознакомый человек, выдав чудовищно секретные разведданные, уверил Виктора в том, что противник не совершит нападения в ближайшие несколько часов; этот рисковал чуть ли не головой – в условиях военного времени. Начальник флотилии броненосных крейсеров командор Бахнов застал его в транспортном ангаре в самый разгар преступного действия: Сомов как раз готовил ко внеплановому вылету казенный шлюп. Увидел командора и застыл. Не врать – так тут и конец его службе, а соврешь, – выйдет глупо, неправдоподобно, бесчестно. Он молчал.

А у командора застыл в глазах целый набор соленых флотских словечек. Если бы – стояло у него в очах – серьезный человек, капитан «Святого Андрея», не рекомендовал ему взять к себе этого раздолбая старпомом на броненосный крейсер «Сталинград», если бы старпом не оказался неожиданно толковым, если бы он, командор, самолично не повесил ему на грудь Синявинский крест, с некоторым опозданием прибывший с Русской Европы, если бы сам Вяликов не отзывался о нем благожелательно, если бы не крайне нервная обстановка за шаг до войны с Женевой, когда на счету каждый офицер с настоящим боевым опытом, своими бы руками задушил негодяя!

Бахнов:

– Разрешить не имею права. Запретить не поворачивается язык. Попадешься – отмазывать не стану. Лети. У тебя четыре часа...

Когда капитан-лейтенант добрался до дома, у него оставалось, с учетом обратной дороги, совсем чуть- чуть. Просто смешно.

Она открыла дверь растрепанная, босая, в халатике, ничуть не скрывавшем третьего месяца беременности. От изумления пошатнулась. Подняла на него глаза. Там, за карими радужками, пылала доменная печь, и в ней медленно плавились флоты всех великих держав мира, особенно воюющих.

– Я счастлива, что ты жив, балбес. Я люблю тебя. Я не могу без тебя жить. – Катенька всегда умела выбрать самое главное. «Гарнир» сути нимало не интересовал госпожу Сомову.

Ее руки легли ему на плечи. Сомов, чуть отстраняясь, выиграл несколько секунд; Катенька никогда не считала достойным делом – сдерживаться.

– Катя, это самоволка. У меня сорок минут. Я не мог не рискнуть...

– Что же ты медлишь, пень бесчувственный!

Его жена и возлюбленная никогда не отличалась особой физической силой. Но иногда Катеньку