Напрасно! Пропусти!.. (Он пальцами ногиТихонько мой карман затягивает в стремя.)— Молю о жалости! — И, получивши су: —Благодарю, сеньор, за ангельское дело…Сеньора! Дивная! Спасибо за красу,А также и за то, что на меня глядела!..
На катере и гам и вопли,Полно разряженных мещан.Их детям утирают сопли,Но это — зрительный обман.Пускай вокруг колышет СенаСобачьи трупы, дохлых кур,Им в свежем ветре запах сенаШлет вожделенный Бильянкур.А их ужасные подруги,Под блузкой распустив подпруги,Потеют — им нехорошо! —И жмутся с негою во взорахК японцам сумрачным, которыхОдел с иголочки Годшо.
Уроды-женщины, уткнувши в ноты нос,Прослушали концерт и, выйдя от Эрара,Столкнулись с Фриною, царицей тротуара,Пленяющей мужчин фальшивым златом кос.Решая, подчеркнул ли всюду тему фугиВенгерский пианист, которого пероПродажное давно уж хвалит в «Фигаро»,Они посплетничать не прочь и о прислуге.Покорные мужья, бредя вослед своимСупругам яростным, поддакивают им,Хоть жертвам музыки стократ милей шарманка,И, лишь слегка задет тенями их фигур,Людовик, перед кем не устоял Намюр,Уныло смотрится годами в двери банка.
Конечно, Бенуа на стороне людейСвободомыслящих и любящих Вольтера.Во всеоружии передовых идейОн сам разоблачит монаха-лицемера.Но так как верует в Христа его жена,То крошка Бенуа под белым покрываломПошла к причастию, а вечером должнаПрисутствовать на том, что называют «балом».В замызганном бистро, где пьют за литром литр,В перчатках шелковых обручница царит,Тоскующий бильярд избрав себе подножьем,А пьяный Бенуа уж на церковный ладНастроился совсем и непритворно радСоюзу дочери невинной с сыном божьим.