безжалостную наружность, я просто хочу, чтобы меня любили… – Он помолчал. – Так?
Форд нервно рассмеялся. – Ну, в общем, да, – сказал он, – ведь наверно, все мы, глубоко в душе, знаете… э-э…
Воген поднялся.
– Нет! Ты абсолютно неправ, – сказал он. – Я пишу стихи только для того, чтобы доставить своей отвратительной безжалостной наружности побольше удовольствия. Я все равно выброшу вас за борт. Дневальный! Доставить этих в шлюз номер три и вышвырнуть!
– Что? – возопил Форд.
Здоровенный дневальный отстегнул ремни и, как котят, вытащил жертв поэтического сеанса из кресел. Сначала он подхватил подмышку Форда, затем проделал то же с Артуром.
– Вы не можете выбросить нас за борт! – вопил Форд. – Мы пишем книгу!
– Сопротивление бесполезно! – проорал в ответ дневальный воген. Это была первая фраза, которой он научился, когда пришел на флот.
Капитан смотрел на все это, и, казалось, мысли его гуляют где-то очень-очень далеко. Потом он отвернулся.
Артур дико озирался.
– Я не хочу сейчас умирать, – кричал он. – У меня еще болит голова! Я не хочу отправляться на тот свет с головной болью! В этом нет ничего приятного!
Дневальный стиснул их покрепче, и, поклонившись капитану, вытщил с мостика. Стальная дверь закрылась, и Простетник Воген Джелц снова остался один. Он тихонько мычал что-то себе под нос, поглаживая записную книжку. – Хм, – проговорил он, – … контрапунктом вторит сюрреализму скрытой метафоры… – Он обдумал это, и с угрюмой ухмылкой закрыл книжку.
– Просто смерть – это еще слишком хорошо для них, – заявил он.
Длинный бронированный коридор отзывался эхом на беспомощное барахтанье двух гуманоидов в резиновых объятьях вогена.
– Великолепно, – ныл Артур. – Ужасно! Отпусти, скотина!
Воген не останавливался.
– Не беспокойся, – сказал Форд. – Я что-нибудь придумаю. Особой убежденности в его голосе не было.
– Сопротивление бесполезно! – проревел дневальный.
– Пожалуйста, перестаньте, – заикаясь, проговорил Форд. – Невозможно сохранить интерес к жизни, когда вы так говорите.
– Господи, – Артур не замолкал, – он говорит об интересе к жизни, а между прочим, его-то планету не снесли сегодня с самого утра. Я проснулся и думал, что славно отдохну, почитаю немного, выкупаю собаку… И вот на часах четыре, а меня выбрасывают из инопланетного корабля за шесть световых лет от дымящихся руин моей родной планеты… – Конец этого монолога получился скомканным, потому что воген вдруг стиснул Артура посильнее.
– Все в порядке, – сказал Форд, – только не паникуй!
– Кто сказал, что я паникую? Я просто еще не освоился! Подожди, вот я освоюсь, и пойму, что к чему. Вот тогда я и начну паниковать!
– Артур, не впадай в истерику. Заткнись! – Форд отчаянно пытался что-нибудь придумать, но ему мешал рев дневального.
– Сопротивление бесполезно!
– А ты тоже заткнись! – рявкнул Форд.
– Сопротивление бесполезно!
– Да помолчи немного, – взмолился Форд. Он повернул голову и взглянул мучителю в лицо. Неожиданная мысль пришла ему в голову.
– Неужели тебе все это нравится? – спросил он.
Воген встал как вкопанный, и выражение крайнего скудоумия разлилось по его физиономии.
– Нравится? – прогудел он. – В каком смысле?
– В смысле, – объяснил Форд, – что ты живешь полноценной жизнью? Маршируешь кругами, орешь, выбрасываешь людей за борт…
Воген уставился в низкий бронированный потолок и сдвинул брови так, что они почти поменялись местами. Углы губ опустились, выдавая напряженную работу мысли. Наконец, он сказал:
– Ну, в увольнении неплохо…
– Так и должно быть, – согласился Форд.
Артур закрутился подмышкой у вогена, чтобы лучше видеть его.
– Форд, что ты делаешь? – пораженно прошипел он.
– Просто пытаюсь возродить в парне интерес к жизни, понятно? Так, значит, в увольнении неплохо… – вернулся он к разговору.
Воген уставился на него и неповоротливые мысли зашевелились в тинных глубинах.
