– Замолчи, Кеннет, – вмешался Джайлз. – Все это никуда не ведет и весьма неприятно для Мезурьера. – Вы выезжали на машине в ночь убийства, Мезурьер?
Рудольф обвел всех присутствующих нерешительным взглядом.
– Не стесняйтесь, – посоветовал Кеннет. – Мы все знаем, что выезжали.
Рудольф рванулся навстречу опасности:
– Да, в общем выезжал. Вот что самое страшное. – Он заметался по мастерской. – Когда этот детектив меня спрашивал, я отрицал. То есть, что же еще я мог сделать? Доказать, что я выезжал, они не могут. Прямых улик нет, и мне казалось самым лучшим держаться того, что я был дома. А вы, – он посмотрел на Джайлза, – вот сейчас говорите, будто если я выезжал, то не мог совершить убийство, поэтому… – Он замолчал и нервно хихикнул. – Поэтому сейчас я не знаю, что делать.
– При малейшей возможности повесим это убийство на Рудольфа, – заявил Кеннет.
– Не вижу здесь ничего смешного, – надулся Мезурьер.
– Это зависит от точки зрения. Значительно смешнее, чем иметь вас в качестве зятя.
Антония так и вскочила.
– Проклятье, замолчи! – возмутилась она. – Если на то пошло, я бы предпочла повесить это убийство на Вайолет, чем иметь ее в качестве невестки! Не думаю, что Рудольф хуже, чем она.
– Спасибо дорогая, – произнес мягкий голос с порога. – Как ты добра! А что, позвольте спросить, я должна была сделать?
Кеннет сел и сбросил ноги с дивана.
– Дорогая! – воскликнул он. – Скорее входи, присоединяйся к нашей компании. Веселиться, так уж всем вместе.
Вайолет Уильямс все еще держалась за ручку двери рукой, затянутой в перчатку. На ней было прелестное платье в цветах и нарядная широкополая шляпа, которая очень ей шла; в другой руке она держала зонтик от солнца.
– Ты уверен, что я не буду de trop?[7]
– Ты не можешь быть лишней. Тони просто решила мне отплатить той же монетой. Ты ведь знакома с Джайлзом, не правда ли? Входи, утенок, садись и внимай новым откровениям.
Мезурьер собрался было протестовать, но Антония резонно заметила, что Кеннет в любом случае расскажет все Вайолет, так что уж стоит перетерпеть. Вайолет села на диван и что-то тихо говорила Кеннету. Его внимание было приковано к ней, и Мезурьер воспользовался случаем и спросил Джайлза, почему машина может служить алиби.
– Так вот, – объяснил Джайлз, – если вы, убив Арнольда, поехали в город на своей машине, то кто же убрал машину Арнольда?
Но, к несчастью, это услышал Кеннет и тут же сказал:
– Сообщник.
– У меня не было со… Я хочу сказать… О, ради Бога, перестаньте повсюду совать свой нос!
– Хорошо, сообщник, – сказал Джайлз. – Но кто?
– Конечно, Тони.
– Кеннет, дорогой, в самом деле, нельзя говорить такие вещи даже в шутку, – мягко укорила его Вайолет.
Однако Антонию мысль брата заинтересовала.
– Ты хочешь сказать, мы вместе готовили заговор, и я заманила Арнольда в колодки, а Рудольф приехал следом на своей машине и его прикончил. Не выйдет, потому что я провела ночь в его коттедже, и не думаю, чтобы у меня хватило времени ринуться на его машине в город и потом назад. Во всяком случае, я этого не делала, значит, не пойдет. Я знала, Джайлз что-нибудь придумает.
Мезурьер глубоко вздохнул.
– Какой же я дурак, почему мне самому не пришло это в голову! Большое спасибо. Конечно, я таким образом совершенно выхожу из игры.
– Нет, вовсе нет! – сказал Кеннет. – Вы могли взять другого сообщника или прикрепить свой номер к машине Арнольда.
– Это слишком мудрено, – возразила Антония. – Рудольф никогда бы не додумался до такой хитрости, верно, Рудольф?
– Это и есть самое худшее в людях, которые отправляются, чтобы совершить преступление, а потом бросают все на волю случая, – сказал Кеннет.
Мезурьер решил последнюю реплику оставить без ответа и спросил Джайлза, уверен ли тот, что это алиби достаточно хорошо. Но Джайлз, по его собственным словам, ни в чем не был уверен, и это поубавило оптимизм Рудольфа.
И тут Вайолет, до тех пор лениво игравшая замком сумки, подняла большие, бездонные глаза на Мезурьера и спросила своим красивым, поставленным голосом, почему ему понадобилось в ту ночь быть в Ханборо.
– Не подумайте, пожалуйста, что это с моей стороны нахальство! – сказала она. – Просто я не перестаю удивляться. Это как-то странно.
Ее вопрос снова поверг Рудольфа в смущение – это было ясно, Кеннету во всяком случае; он уселся на спинку дивана и произнес:
