– вы должны бороться с мужчиной, который хочет отнять у вас право на собственный дом.
– Именно – Она повернулась к нему, – Дело в том, Уилл, что без дома я ничто. У меня не останется пристанища, мне негде будет укрыться.
– У вас есть еще торговля шерстью.
– Да, но в последние годы торговля приходит в упадок. Мой самый ценный капитал – земли вокруг Торнбери-Хауса.
Шекспир сжал в своих ладонях ее руку.
– Я верю, что ваша душа и впрямь обитает в Торнбери-Хаусе, леди.
– Я знаю, – прошептала она. – К сожалению, там обитает и душа Дрейка.
– Ага, опять эта откровенность!
Розалинда подалась к Шекспиру, непринужденно продолжив:
– Я его так хорошо знаю! Он живет только ради одного – ради мести. Дрейк хочет найти того, кто разорил его отца, и хочет стать хозяином Торнбери-Хауса. Почему, думаете, он объехал весь мир в поисках пряностей?
– Потому что в душе он авантюрист? – предположил Шекспир.
– Нет, он стремится к успеху. Ему нет дела до людей, до обычных чувств. Ему нет дела до того, кому он причиняет боль. Он словно одержимый.
Она закрыла глаза и представила Дрейка – его голубые глаза, то прозрачные, то блестящие и непроницаемые; его великолепно очерченные губы – жестокий цветок, рожденный для того, чтобы раздавить другой цветок, чтобы проклинать и лгать во имя гордыни. Сама его жизнь была ложью. Он играл в джентльмена, торговца и путешественника, но в душе оставался чудовищем, машиной, призванной лишь обладать и покорять. Почему вдобавок ко всему он оказался еще и единственным человеком в мире, который способен отнять у нее последний оплот безопасности – ее дом?
– Вам не стоит опасаться претензий Дрейка на Торнбери-Хаус, если отец завещал его вам. Ваши адвокаты обо всем позаботятся.
Она лукаво подмигнула:
– А я думала вы жаждете убить всех адвокатов.
Шекспир засмеялся:
– Я никогда не призывал к уничтожению всей породы законников. Вы путаете меня с одним из моих персонажей.
– А, понятно.
Шекспир несколько мгновений взирал на ее саркастическую улыбку, потом нахмурился и почесал свою короткую бородку.
– Розалинда, ваш отец действительно хотел, чтобы вы унаследовали поместье?
Она так тяжело вздохнула, что по силе и продолжительности вздох можно было счесть за порыв ветра.
– Я полагала, что так, но теперь уже не уверена. Трудно поверить, что отец сыграл со мной такую жестокую шутку. Каковы бы ни были обстоятельства, я буду насмерть бороться за свой дом.
Удивленный ее решимостью, Шекспир наклонился к ней и мягко произнес:
– Розалинда, сдается мне, что вы испытываете к Дрейку не только ненависть.
Прелестное лицо девушки исказила глубокая гримаса.
– Что это вы такое говорите, Уильям Шекспир?
В его томных глазах с тяжелыми веками мелькнула какая-то тень.
– Я полагаю, вы вполне можете так расстраиваться из-за Дрейка потому, что находите его… привлекательным?
– Привлекательным! – Розалинда отшатнулась от него с таким ужасом, словно он только что сообщил ей, что у него чума. – Никогда не слыхала ничего более нелепого! Что может быть привлекательного в таком безжалостном негодяе?
Впрочем, под пристальным взглядом Шекспира Розалинда умерила свой пыл. Дабы сохранить свою репутацию беспристрастного человека, ей придется признаться, по крайней мере самой себе, что Дрейк не лишен определенных достоинств.
– Хорошо. – Она выпрямилась и принялась загибать пальцы на руке: – Я признаю, что этот человек наделен определенной красотой. Он широк в плечах, узок в талии и бедрах. – «Его мужское достоинство впечатляет», – подумала она, но не произнесла этого вслух. – Черты его лица прекрасны, волосы густые, хотя черны, как у дьявола. Всего наберется с полдюжины характеристик, прекрасный перечень достоинств для негодяя и мерзавца.
Она умолкла, мысленно представив все, что перечислила. И вдруг поняла, что нарисовала портрет исключительно приятного человека. В иных обстоятельствах она сочла бы его очень привлекательным, если бы не ее вполне обоснованная неприязнь.
– Но я не склонна падать в обморок из-за красивой внешности. – Она фыркнула, довольная тем, что снова почувствовала к нему раздражение. – Если бы мне когда-либо довелось полюбить, это был бы духовный союз, а отнюдь не бездумное пыхтение и потение животных, что наверняка только и может предложить женщине это чудовище! – Эта мысль доставила ей удовольствие, и она продолжила: – Нет, нас с возлюбленным будут объединять поэзия и нежные взгляды.
Шекспир молча сложил руки на груди и посмотрел на нее почти что с жалостью. Она вспыхнула.
