Мне расхотелось говорить, и я замолчал. Остальные тоже шагали молча, каждый погруженный в свои думы. Только, кто о чем думал, сказать мог лишь Тогот, а я с этим мерзавцем разговаривать не собирался. Только что наговорился.
Когда капитан понял, что мы направляемся к отвесным скалам, он забеспокоился.
— Эй! — окликнул он Викториана, вроде как признав его за главного. — Мы что, к этим скалам идем? Нет, мужик, ты скажи, если нас порешить собрались, так давай назад. Там все-таки могила, пусть и одна на двоих, да землица наша, освященная.
— Никто тебя расстреливать не собирается. Больно надо было в такую даль тащиться, чтобы пристрелить двух идиотов. Да и вообще оставили бы вас с вашими бородатыми друзьями, чего зря ноги топтать.
Остановившись под навесом скал, как раз там, где мы недавно появились, Викториан запустил время. Тут же громыхнул взрыв, разметав людей у руин, а через пару секунд рванул бензобак грузовика. В общем фейерверк славный вышел. Пока все любовались «праздничным салютом», Викториан на одном из плоских камней начертил пентаграмму перехода.
— Вот и все, — объявил он, с трудом разогнувшись. — Давай, Валентина, дам, как говорится, вперед. С той стороны поможешь Тоготу встретить наших красноармейцев.
Девушка кивнула, ступила в пентаграмму и растаяла в воздухе. Оба солдата, выпучив глаза, уставились на то место, где она только что стояла.
— Ну, что зенки вылупили, давай по одному следом, — приказал колдун, подкрепив свой приказ движением автомата.
— Это что? — спросил капитан, ткнув в колдовские знаки на земле.
— Скоростной лифт в ад, можете занимать места согласно купленным билетам, — объявил Викториан.
Круглов поежился, потом, словно взял себя в руки, как на эшафот, шагнул в центр пентаграммы и исчез.
Неожиданно молодой боец упал на колени. Создалось впечатление, что до этого он держался лишь благодаря влиянию капитана, а теперь веревочки, которые поддерживали его, разом обрубили.
— Пожалуйста, не надо, отпустите меня, Богом прошу…
— И вот с таким материалом нам предстоит работать, — проворчал Викториан и сплюнул.
— А кто вообще придумал всю эту канитель? — поинтересовался я. — Неужели нельзя было изобрести чего попроще?
— Не наше это дело, — вздохнул Викториан. — Кто придумал, тому видней. — А потом повернулся к солдату: — Ты не гомони, ступай давай…
Тот аж подскочил, попятился, шагнул в пентаграмму и исчез.
А потом настала моя очередь.
Вот и началось настоящее безумие. Впрочем, обо всем по порядку…
Обратное путешествие заняло те же полчаса. Представляю, что пережили спасенные нами. Мне-то самому от долгого пребывания в пустоте было не по себе, а тем, кто и понятия не имеет, что это такое, и вовсе должно быть жутко.
В этот раз мы материализовались на моей кухне. Картина, представшая передо мной, когда я шагнул из колдовского круга, не внушала оптимизма. Солдатик забился в угол, трясясь всем телом. Судя по темным пятнам на штанах, путешествие для него не прошло бесследно. Валентины видно нигде не было, она уже «кокетничала» с маркграфом в большой комнате. Капитан же, вцепившись в подоконник, вжался лицом в оконное стекло.
Стоило мне появиться, как он буквально набросился на меня.
— Это Питер?
Мне ничего не оставалось, как кивнуть. Потом капитан, резко дернувшись, сжал кулаки.
— Там ведь мои…
— Знаю, — равнодушно ответил я.
Метнувшись, капитан схватил меня за плечо:
— Они же считают меня погибшим.
— А ты и есть погибший, — выходя из пентаграммы, объявил Викториан. — Для всего мира ты — хладный труп.
— То есть? — повернулся к нему капитан.
— То есть для всех ты, мил человек, мертвец. Ты погиб там, в часовне на перевале. И для своих родных погиб, и для страны погиб, и для всего мира погиб. Ты — мертвец! У тебя могила есть, капитан, тебя три года назад похоронили.
— То есть? — вновь повторил капитан.
— То и есть! — фыркнул Викториан. — Ты с нами, служивый, еще всякого насмотришься.
И тут в дверях появился Тогот.
Капитан замер, а солдат на полу забился в истерике.
— Ты бы лучше за маркграфом глядел, чем народ своим видом пугать, — разозлился я.
— На него аморфа с Фатимой хватит, к тому же он мне в шашки проиграл, так что теперь сидит, дуется на весь мир.
— Никогда не думал, что приютил в своей квартире Карпова и Корчного в одном флаконе.
— А ты, уж раз обосрался, то помолчал бы лучше.
— Пойду, помолчу, а ты займись гостями. — Я прошел мимо Тогота, но на пороге еще раз обвел взглядом чудную картину происходящего на шестиметровой кухне. Капитан, скребущий челюстью по полу, — видимо, раньше он никогда не видел говорящих, зеленых, зубастых морковок, — солдатик, вжавшийся в помойное ведро под раковиной, и Викториан, который, положив на стол автомат, хладнокровно наливал себе чайку. Вот такая пастораль. —
Мне было не до них. Если честно, я устал. Выудив из буфета первую попавшуюся бутылку, я налил себе до краев большую пузатую рюмку. Напиток оказался дешевым виски. Откуда только Тогот берет эту гадость?
После первой рюмки я вновь налил себе и, прихватив бутылку, вернулся на кухню.
— Хлебни, легче будет, — предложил я, протянув бутылку капитану.
Тот обреченно вздохнул. Викториан выплеснул в раковину остатки чая и со словами «и чай у вас тоже мерзкий» поставил на середину стола три кружки, забрал у меня бутылку и лихо расплескал янтарную жидкость. Одну кружку он подтолкнул капитану, а потом, взяв другую, повернулся к солдатику.
— Иди сюда, Пашенька. Хлебни, тебе легче будет.
Трясущейся рукой солдатик взял кружку, поднес к губам, и я услышал, как его зубы стучат о ее край.
— Ты пей, пей, сейчас отпустит… Эк ты обделался… — Солдат заглотил огненный напиток и безвольно откинулся к стене. Викториан вновь повернулся к капитану. — Ну, в общем, за ваше спасение. — Капитан и Викториан чокнулись, и оба разом опрокинули в себя содержимое кружек.
Тут Тогот протиснулся мимо меня и солдатика к столу и, подхватив бутыль, влил в свою ненасытную глотку огромную порцию виски, почти ничего не оставив.
— Все таскаешь чужое? — проворчал он, косясь на меня.
— Ты мне еще будешь указывать, что брать, а что нет.
— Буду! — нагло объявил Тогот.
