находился где-то в самом сердце Южных Каракумов, а точнее, благополучно покинув пустыню, переместился во внутренний мир, в порывах ветра миновав те Ворота, которые хотел закрыть Ктулху. Но почему, почему нужно было отделить этот мир от мира, существующего на поверхности планеты? А какие возможности, какие ресурсы внутренний мир мог подарить молодому советскому государству! Однако, прежде чем принимать какое-то решение, нужно было самому выкарабкаться из неприятной ситуации. Пока он был пленником, и неизвестно, какая судьба ожидала его самого в сверкающем Гоцларе. К тому же вспоминание о печальной участи людей Хасана не вселяло оптимизма.
Глава 8
Записки Григория Арсеньевича Фредерикса
Продолжение
Во цвете самых пылких лет
Все испытать душа успела,
И на челе печали след
Судьбы рука запечатлела.
Вновь выдалось время, и я, чтобы не забегать вперед, продолжу с того самого места, на котором я остановился…
До оазиса мы не доехали-долетели. И вот тут-то все и началось. Там, у оазиса, сходилось несколько дорог, и стояла одинокая корчма-чайхана. Я-то думал, мы приедем туда и станем там ожидать бандитов, но Вельский поймал моего коня за повод и притормозил. Я непонимающе посмотрел на своего товарища, ожидая разъяснений.
Тут подъехал Грищенков:
— Не спешите, Григорий Арсеньевич. Сейчас я должен задать вам один вопрос, и вы должны честно ответить мне, а потом дать честное слово. Вам понятно?
Откровенно говоря, я ничего не понимал, и мне ничего не оставалось, как кивнуть.
— Хорошо, — продолжал мой добрый приятель. — А теперь честно скажите, готовы ли вы пойти до конца ради того, чтобы добыть золото и организовать экспедицию?
Я вновь кивнул:
— Могу дать слово дворянина, если, конечно, наши действия не пойдут в противоречие с присягой царю и Отечеству.
— Ну, этого не будет, — усмехнулся Грищенков, — однако пострелять людишек придется. Что ж, Григорий Арсеньевич… Ныне дислокация такова: в этой чайхане башибузуки. К тому времени, как сюда прибудут люди с золотом, ни одного азиата не должно остаться в живых, то же касается детей и женщин. Сначала очистим чайхану, потом устроим там засаду и, когда налетчики явятся, перестреляем их как вшивых крыс.
— Вы сказали налетчики? До этого речь шла о людях Акур-паши.
— Паша здесь ни при чем. Афгулы дружат с головой и не полезут на пулеметы. На самом деле налет должны устроить социалисты, а эти твари много опаснее восточных ассасинов. К тому же открою еще одну тайну: паша наш союзник. Он тоже долгое время охотился за сокровищами Гоцлара и теперь готов снабдить нас всем необходимым, если у нас, конечно, будет золото.
Я застыл, пытаясь переварить услышанное. Грищенков умел все перевернуть, но настолько… Хотя какая разница, кого придется стрелять — бандитов-афгулов или социалистов-бомбистов, и те и другие были врагами царя-батюшки, а посему и моими врагами. Вот только зачем убивать тех, кто в чайхане? Ах да, потенциальные свидетели. А если имеешь дело с тайной революционной организацией, то свидетелей лучше не оставлять. Это вам не полицейские… Какое-то время я молчал, разглядывал своего нового приятеля, пытаясь понять, о чем он в этот раз мне не сказал.
— Ну же, Григорий, решайтесь!
Потом краем глаза я заметил, что рука Вельского легла на рукоять пистолета. Нет, отказываться от предложения Грищенкова я не собирался, и все же…
— Надеюсь, больше не будет никаких сюрпризов?
— Будем надеяться, — как-то неуверенно протянул он.
В новом плане Грищенкова меня смущало два момента: первое-то, что он хотел убить всех в чайхане, а на убийство детей и женщин я не подписывался, а второе — союз с Акур-пашой. И то и другое мне не нравилось, но отступать было некуда, и, понадеявшись на русский авось, я в третий раз кивнул Грищенкову.
— Ну что ж, господа, — обратился он к своим спутникам, — вы сомневались, а я вам сразу сказал, что господин Фредерикс наш человек, — и, пришпорив коня, он поскакал в сторону чайханы.
Вельский бросил на меня хмурый взгляд из-под густых нависших бровей, перекинул мне назад поводья от моего скакуна, развернулся и поскакал следом за поручиком, на ходу доставая оружие.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
К тому времени как я подъехал, пальба уже началась. Выпрыгнув из седла, я решительным шагом направился к веранде, и тут из-за угла дома на меня вынырнул один из азиатов. Я едва различал его в тусклом свете ламп, горевших на веранде. Что-то свистнуло возле моего лица, и я едва успел увернуться, лишь в последний момент разглядев, что в руках у моего противника вилы. Еще мгновение, и острия ударили бы мне в лицо.
Откуда-то из-за спины прогремел выстрел. Азиат упал. Я, все еще ошеломленный, повернулся и в полутьме увидел расплывшееся в злорадной ухмылке лицо Вельского.
— Вот так надо говорить с этими скотами, — процедил он сквозь зубы. — А вы, господин Фредерикс, варежку не разевайте, снимайте свои белые перчаточки и вперед, в следующий раз меня может не оказаться рядом… Пошли. Вы направо, я налево. Стреляйте во все, что движется, потом разберемся.
В этот миг я находился в странном состоянии. Я словно не был самим собой. Мне даже начало казаться, что происходящее всего лишь мне снится. А может, всему виной прилив адреналина?
Выхватив револьверы, я побежал вокруг чайханы, вглядываясь в густые темные тени. Неожиданно одна из них дернулась, ожила. Не думая, я вскинул револьвер.
В тенях кто-то заверещал. Я сделал несколько шагов вперед и замер от ужаса содеянного. На земле валялась молодая беременная турчанка и мальчишка лет семи. Турчанке пуля попала в лицо, разворотив плоть, превратив ее в мертвую кровавую маску. Мальчишка еще был жив, извивался на земле в агонии. Видно, пуля попала ему в живот, потому что земля вокруг него была вся черная от крови. Я машинально поднял второй револьвер и с одного выстрела добил несчастного. Потом я застыл, сам поражаясь собственному хладнокровию, пытаясь убедить себя, что это вовсе и не люди, а так, расходное быдло, смысл жизни которого не мешать таким, как я. Нет, в мыслях-то все было четко прописано, только в душе не складывалось. Ощущение у меня было, словно я совершил преступление, греховный поступок, на искупление которого мне придется потратить целую жизнь. И еще я все время думал: стал бы я стрелять, если бы разглядел, кто прячется в тени?
Сколько я так простоял, не знаю. Потом откуда-то появился еще один азер. Он бросился к телу, распростертому на земле, стал тормошить женщину, потом повернулся к мальчишке и, вскочив на ноги, бросился на меня с кулаками. В его глазах читалась такая ярость, казалось, он готов был разорвать меня голыми руками.
Я встретил его двумя выстрелами в лицо. Время для меня словно остановилось. Мне казалось, я
