— Если ты поедешь, я поеду тоже, какая разница, где жить, лишь бы вместе. Играть я смогу и в Нью-Йорке, там даже лучше. Так что выбор за тобой.
Пока что я ничем не занята, поскольку три месяца как беременна.
Услышав об этом, Франческо спросил:
— Как то есть беременна?
— Так. Как это бывает. Беременна.
— То есть совсем беременна?
— Совсем-совсем беременна.
— Ни хрена ж себе! — заключил он и три дня больше об этом не заговаривал.
А через три дня словно воскрес. Стал заботлив до крайности, внимателен к тому, что я ем, что пью, какую музыку слушаю. Когда мне было плохо, ему тоже было плохо, еще хуже, чем мне. Когда меня тошнило, его тоже тошнило. Он тоже ощущал себя надутым и даже, как и я, немного потолстел!
Он перелопатил гору книг о беременности, якобы приобретенных для меня. Он подписал меня на журнал «Женщина и мать», но и сам его читает. Мир может рухнуть, но он не позволит мне пропустить визит к гинекологу, на приеме у которого лучше бы ему не присутствовать, потому что следует шквал дурацких вопросов, особенно когда мне делают эхографию. Он рассчитывал увидеть эмбрион уже во время первого УЗИ.
— По-моему, это черное пятно и есть зародыш, ведь правда, доктор, это зародыш? — Он подмигивает мне и шепчет: — Черт возьми, какой он крошечный!
Гинеколог улыбается, уверенный, что Франческо пошутил. Что же до меня, я не знаю, шутил ли он. В последний раз он почти кричал в безудержном возбуждении:
— Смотри, смотри, Элиза! Это же ручки… это пальчики…! Это головка… это глаза… это нос… это рот!.. Все на месте! Все идеально!
Гинеколог, не зная, плакать ему или смеяться, спросил:
— Синьор Масса, вы шутите или серьезно?
— Шучу?! Почему я должен шутить?!
— Синьор Масса, но сейчас только третий месяц, и всего того, что вы тут перечислили, еще не может быть видно.
— Видно-видно! Я все это вижу!
Когда мы вышли, он на полном серьезе задал мне вопрос:
— Слушай, а может, нам сменить гинеколога? Этот ведь ничего не видит!
Если родится мальчик, он хочет назвать его Пупо.
Надеюсь, родится девочка.
XI Франческо
Вот уже почти три года мы живем в Нью-Йорке.
Лаура растет не по дням, а по часам. Она очень красивая девочка, говорит по-итальянски и по- английски. У нее такие же волосы, как у матери: светлые, блестящие, тонкие. Глаза мои. Мы приехали сюда, когда Лауре исполнился всего месяц, иначе Элиза могла бы потерять предложенную ей работу в Нью-Йорке — уже объявился другой кандидат на это место. Я хотел, чтобы девочка родилась в Америке! И можно было приехать еще раньше. Но Элиза предпочла обождать. Дело в том, что она безоглядно доверяла только своему гинекологу. Тому самому, которому абсолютно не доверял я.
Это Элиза пожелала назвать девочку Лаурой.
— В конце концов, это все заслуга Лауры, правда? Если бы не вышло по ее, и наша малышка не появилась бы на свет. Если бы не Лаура, у нас вообще никто не появился бы на свет.
— О'кей, — уступил я ей, — будь по-твоему.
Я сам был уверен, что это правильный выбор.
Если бы родился мальчик, я хотел бы назвать его Пупо. Первым именем. И Моррисон — вторым.
Пупо Моррисон Масса. Звучит классно для рок-звезды.
Я уже видел его на сцене с электрогитарой в руках рядом со мной. Даже нет, я видел его одного, еще более заводного, чем я, играющего тяжелый рок а-ля «Блэк Саббат»!
Когда Элиза сказала Лауре, что мы решили назвать девочку ее именем, это потрясло ее до глубины души. А когда Элиза добавила, восхитительно солгав, что это была моя идея, потрясение Лауры перешло в рыдание.
— Она плачет, — сказала Элиза, прикрывая трубку рукой.
Я взял трубку:
— Сейчас-то чего плакать?
— Это из-за имени… спасибо, Франческо… просто не ожидала от тебя такого… спасибо.
— Я назвал ее в честь Лауры Паузини[29]. Она мой кумир.
Лаура не перестала плакать.
Она мне не поверила, подумал я, стало быть, приходит в себя.
Когда Элиза не занята работой, мы частенько выходим в город. Бываем в ресторанах или каких-либо заведениях, где можно послушать хорошую музыку. Но чаще всего мы проводим время дома, всей семьей. И когда Лаура засыпает, мы вдвоем, я и Элиза, уютно располагаемся на диване в майках и домашних тапках… В домашних тапках, надо же! Мы сидим перед включенным телевизором, который не смотрим, или смотрим какой-нибудь фильм на видеокассете. Мы открываем бутылку хорошего красного или охлажденного белого вина, которые я откапываю, бродя по энотекам Нью-Йорка, и мы запиваем им странные китайские блюда, и нам доставляют домой в маленьких картонных пирамидка
Вкусно. Мы потихоньку приканчиваем бутылку и слегка пьянеем. После чего иногда танцуем. Я знаю, это может показаться чересчур сентиментальным, и если бы мне сказали что такое случится со мной, я бы не поверил, и тем не менее иногда мы танцуем. Прижавшись друг к другу, молча, мы отдаемся ритму музыки. Элиза расслаблена и спокойна, не отпускает никаких шуточек, видимо чувствуя, что это не к месту, и позволяет вести себя. Ей это доставляет удовольствие. У меня на душе умиротворение, какого я никогда прежде не испытывал. Я наконец-то абсолютно спокоен. Состояние, в котором я пребываю… как его определить, я не знаю. Меня распирает… что?.. Счастье?.. Счастье — нужное слово? Бог весть. Может быть, полнота жизни?.. Что-то очень близкое к этому. Но верное определение все-таки другое… Оно есть. И нет смысла ходить вокруг да около, потому что я знаю, что это такое. Точное слово — любовь. Я никогда не произносил его, а может, произносил, но только сейчас я не просто произношу его, я чувствую то, что за ним стоит. Я понимаю глубинный смысл любви.
Элиза постоянно старается затащить меня на свои деловые ужины — я, как могу, увиливаю от этого. Я предпочитаю оставаться дома с Лаурой, есть всякую дрянь, которую сам готовлю, что, впрочем, намного вкуснее той дряни, что подают в нью-йоркских ресторанах.
Иногда нам звонят Лаура и Флавио. Разумеется, по отдельности. Флавио информирует меня о своих успехах, которые в какой-то степени и мои тоже, поскольку я являюсь совладельцем фирмы.
С Лаурой иначе. Это я рассказываю ей о перипетиях жизни в Нью-Йорке, умышленно сгущая краски, чтобы подогреть остывающий, как мне кажется, интерес к этой теме.
— Послушай, Лаура, чего ты до сих пор торчишь в Милане? Твое место здесь! Знаешь, кого я встретил сегодня утром на лестничной клетке? Шварценеггера! Ты как угадала!
Он действительно живет в нашем доме. И мы дружим. Он просил передать тебе привет.
— Я тебе говорила, что он живет в твоем доме? Не припомню такого. Ну и как он?
— Как?.. В общем… я выгляжу мускулистее его.
И она все это «съедала». Не то, что я мускулистее его разумеется, а то, что мы живем в одном доме. На самом деле «Джорнале» арендовала для нас небольшую квартирку — зато в Верхнем Вест Сайде, районе
