христианка…
– Вы только послушайте эту идиотку! Корова ты, а не христианка! – послышались крики зрителей.
Пэнси стояла молча и только злобно озиралась по сторонам.
За ее спиной виднелась длинная унылая фигура. Давно упустивший нить расследования из своих рук, Фермин Смолл молча и обреченно стоял, переминаясь с ноги на ногу. Было видно, что он, как и Пэнси, сильно нервничает.
Одри удовлетворенно улыбнулась и вновь принялась за тетушку Пэнси.
– Вот и скажите мне теперь, как истинная христианка, Пэнси Хьюлетт: сможете ли вы, положа руку на сердце, с полной уверенностью сказать, что перед вами именно те люди, которые пытались ограбить ваш магазин в ночь на шестое апреля? – Одри указала широким жестом на оркестр и продолжила: – Мы знаем этих людей как прекрасных музыкантов и настоящих джентльменов. Благодаря им мы имеем теперь возможность наслаждаться настоящим искусством. Вы и теперь будете утверждать, что они те самые преступники?
– Н-ну, я…
– Что вы?
– Но, Одри…
– Что – Одри?!
– Я…
– Так не пойдет, тетушка Пэнси. Да или нет?
– Я…
Раздался оглушительный рев толпы. Пэнси испуганно втянула голову в плечи и нахохлилась, словно курица на насесте.
– Ну так что?! – прокричала Одри, не сводя глаз с тетушки.
– Нет, – убитым голосом призналась та. – Не могу. Она сказала это тихо, но все услышали ее – или догадались по движению губ.
Толпа заревела еще сильнее, словно сотня паровозов загудела разом возле сцены. Этот рев, казалось, был способен стереть в пыль стоящую на краю сцены Пэнси Хьюлетт, потерявшую былую надменность и сразу ставшую жалкой и маленькой.
Одри посмотрела на Фермина Смолла. Тот тоже съежился, словно стал ниже ростом. Он тоже выглядел напуганным до полусмерти.
Теперь Одри перевела взгляд на Чарли.
Глаза их встретились.
Как она любила этого человека! И как подло он предал ее! Впрочем, она сама во всем виновата. Дура романтическая!
– Одри, – сорвавшимся голосом прошептал Чарли. – Одри, я не знаю, как начать… Я…
Он положил руку на плечо Одри, но она с негодованием стряхнула ее.
– Не прикасайтесь ко мне, Чарли Уайлд! – прорычала Одри. – Уберите свои грязные руки!
– Одри…
Она спустилась со сцены и пошла прочь. Одна.
Чарли оставалось лишь провожать ее потухшим взглядом.
Одри прошла сквозь толпу и побрела по пыльной дороге все дальше и дальше.
Она уходила не только от сцены, не только из парка.
Она уходила из жизни Чарли.
Навсегда.
20
Чарли готов был побежать вслед за Одри, но в это время на сцену хлынули ликующие зрители. Они подхватили Чарли на руки и принялись подбрасывать его в воздух.
Радостные громкие крики, смех.
– Гип-гип-ура оркестру! – кричал кто-то.
– Ура! – дружно подхватывали десятки голосов.
Чарли оставалось лишь терпеливо взлетать раз за разом высоко вверх и опускаться вниз, где его подхватывали крепкие руки. Он был бесконечно благодарен всем этим людям – ведь они в буквальном смысле спасли ему жизнь. Они и Одри.
При мысли о ней сердце Чарли тоскливо сжалось.
– Да отпустите же вы его, наконец! – прорезался сквозь шум новый голос. – Я хочу кое о чем спросить этого молодого человека!
Голос этот принадлежал Кливленду Унтермайеру, мэру города Розуэлла. Призыв его был услышан, и Чарли наконец ощутил под ногами твердую землю.
Ему не терпелось броситься вслед за Одри, попытаться вернуть ее, поговорить с нею, попытаться ей
