большая часть этого периода идет на «преподавание» и «обучение», в результате чего молодое животное узнает, как надо охотиться и избегать опасности, спариваться и размножаться. а также получает все другие сведения, необходимые животному, обитающему в море, но дышащему воздухом.
Некоторые из моих коллег обвиняют меня в «антропоморфизме». Что они имеют при этом в виду?
В прошлом наука сделала большой шаг вперед, отказавшись приписывать физическим, химическим и простейшим биологическим процессам целенаправленность, характерную для действий человека. Многие ученые и ис следователи заходили в тупик, так как они предполагали, что 'где-то внутри сидит маленький человек', который и ответствен за данный процесс. Классическим примером может служить «гомункулус» Николаса Хартсэкера — маленький человечек, которого «разглядели» в микроскоп в сперматозоиде человека. Кроме того, человек, с тех пор как его мозг стал достаточно велик для этого, увлекался всевозможной черной магией и волшебством, придумывал темные силы, духов и привидения, «объясняя» с их помощью жизненные явления.
Прогресс начался в отраслях естествознания, наиболее далеких от самого человека. Физика достаточно рано отделилась как самая 'далекая от человека' отрасль науки, и поэтому ей принадлежат самые давние и самые впечатляющие открытия по сравнению со всеми другими науками. В химии прогресс начался позднее, биология же замыкает ряд. Поскольку биологи представляют сравнительно молодую науку, они особенно воинственно настроены против антропоморфизма, т. е. против того, чтобы помещать 'маленьких человечков' в организмы, которые они изучают. Успешные исследования амеб и других мелких одноклеточных животных (простейших) [13] помогли отказаться от антропоморфизма при объяснении поведения этих организмов. Были достигнуты серьезные успехи в изучении инстинктивного поведения животных. Работы Фриша, изучавшего пчел и их танцы, а также работы Тинбергена и Лоренца, посвященные птицам и рыбам, показали, что отказ от представлений о существовании у животных каких-то личных целей или «воли», сравнимой с волей человека, весьма плодотво рен. Гораздо больше результатов дает изучение объективного поведения животного и условий, вызывающих это поведение, безотносительно к каким-либо целям, отличным от общеизвестных 'инстинктивных целей', необходимых для выживания, размножения и т. д.
Таким образом, в определенных случаях полезно отказаться от антропоморфизма и не смешивать цели животного с нашими. Я совершенно согласен с такой точкой зрения, но только в отношении тех животных, мозг которых гораздо меньше мозга человека. Такой подход необходим для плодотворного исследования животных с маленьким мозгом. Работая на протяжении многих лет с кошками и обезьянами, я обнаружил, что такая точка зрения весьма хороша при работе с этими животными и что, следуя ей, можно быстро добиться результатов.
Однако в науке существует и противоположный гре — х «зооморфизм», или «зоологизм». Он состоит в перенесении рассуждений, применимых для анализа поведения весьма примитивно мыслящих животных, обла дающих маленьким мозгом, на поведение индивидов с крупным мозгом, например на поведение хорошо развитого, образованного человека. Такой подход характерен для «бихевиористской» школы психологов, — начиная с Джона Уотсона, как наиболее яркого ее представителя, — которые думают о человеке так, как если бы он был животным и за ним можно было бы наблюдать точно так же, как натуралист наблюдает за животным в природе, при отсутствии связи между наблюдателем и наблюдаемым.
При таком взгляде всеми голосовыми реакциями и смыслом издаваемых звуков надо пренебрегать и принимать во внимание только условнорефлекторные реак ции. Все богатство отношений между людьми, все в высшей степени сложные устные связи не находят отражения в исследованиях этого типа. Иными словами, все специфически человеческое изгоняется из научной модели человека. Кору его мозга лишают всей находящейся в ней специфически человеческой информации. Хотя такой подход бывает полезен для теоретической психологии, практически он не пригоден и не может объяснить человека как такового. Такого рода зоологизм, или зооморфизм, превращает человека в простое животное, низводя все многочисленные функции его огромного мозга на менее сложный уровень примитивного животного.
Спешу добавить, что определенные стороны поведения человека вполне можно объяснить на основе инстинктивного поведения и 'примитивного мышления' (например, поведение человека при крайнем утомлении. под влиянием алкоголя и других наркотиков, при определенных повреждениях мозга или при дефектах, обус ловленных недоразвитием коры мозга). Однако в сущности все это примеры биологической деградации человека, превратившегося под влиянием химических или травматических воздействий в животное.
Такую деградацию можно наблюдать у заключенных, при некоторых психических заболеваниях и у больных с расстройством мозгового кровообращения.
Однако и после всех этих разрушительных воздей ствий человек по своему поведению, мышлению и языку все еще гораздо выше своего ближайшего сородича — гориллы. Любой дебил стоит выше величайшего гения среди горилл или шимпанзе. Поведение, соответствующее поведению обезьян, можно наблюдать лишь у имбецилов и идиотов.
Вернемся к дельфинам. Это животное, мозг которого по величине равен нашему или даже превосходит его. Как я уже указывал в предыдущих главах (более подробно это рассмотрено в Приложениях), некоторые данные позволяют предполагать, что подходить к этому животному с позиций зооморфизма совершенно неправомерно. Однако столь же неуместен и антропоморфизм, Мы не можем и не должны наделять дельфина человеческими целями и человеческими идеалами. Мы не должны приписывать ему те виды знания, которые принадлежат к области опыта и традиций человека, а не опыта и традиций дельфинов.
Конечно, было бы ошибкой 'помещать человека' в мозг дельфина. Человека можно помещать только в человеческий мозг.
Даже когда мы пытаемся понять человека, мы должны исследовать особенности ума данного индивида, а не приписывать ему заранее некий набор идей. В этом, по-видимому, и заключается грех антропоморфизма: заранее решать, что нам предстоит найти, а затем обнару живать искомое за счет одних лишь усилий воли, а не в результате научного исследования. Мысленный перенос знаний, имеющихся в собственном мозге, в мозг другого создания — ошибка, в которую очень легко впасть и которую очень трудно искоренить из процесса мышления при проведении исследований в областях науки, близких к человеку.
Работая с дельфинами, следует применять некоторую последовательную программу. Я разработал такую программу, состоящую в следующем.
1. Допущение, что дельфин обладает крупным совершенным мозгом. Это доказано анатомически, и полученные данные не оставляют ни тени сомнения на этот счет,
2. Проверка способностей этого мозга к образованию длинных, устойчивых цепей причинных связей в результате накопления массы данных, значительно превосходящих по объему все то, что доступно, например, мартышке или шимпанзе, и сравнимых с объемом данных, которые накапливает человек, или превосходящих его.
3. Допущение, что дельфины обладают чрезвычайно сложными голосовыми возможностями и способностями.
4. Принятие в качестве рабочей гипотезы предположения, согласно которому у данного вида (Tursiops truncatus} может существовать язык, возможно даже с дифференциацией на 'племенные языки' в различных частях света; поиски этого гипотетического языка.
5. Проведение исследований с целью установить, какие виды информации преимущественно накапливаются в гигантском мозге дельфина и каковы наиболее вероятные способы использования животными этой информации в привычной для них среде.
6. Помещение отдельных животных в условия тесного контакта с человеком и попытка обучить их тому. чему они прежде никогда не обучались; проверка их потенциальной способности к обучению.
Используя такой дифференцированный подход, можно скорее добиться успеха в научном исследовании, чем при помощи одностороннего подхода с позиций антропоморфизма или зоологизма.
Мы обнаружили, как это уже не раз случалось в истории науки, что человек не вправе считать себя цент ром мироздания. Было время, когда Землю рассматривали как центр Вселенной, затем таким центром стали считать Солнце и наконец и Землю, и Солнце сместили из центра нашей звездной системы — Галактики. Было время, когда человек совершенно отделял себя от животных, приписывая себе особое
