Когда Тайша присела рядом и подняла его голову, во взгляде её читалось искреннее сострадание.
- Прости за мои слова, вождь людей. Ты ещё совсем, совсем молод…
- Не прости прощения: ты не знала. – Будучи не в силах выносить этот сочувствующий взгляд, Рагхан отвернулся. Но всё равно продолжил говорить, изливать свою душу, потому что уже не мог остановиться. Да и не хотел. – Он всесилен, Тайша, он дотянется до неё, где бы она ни была. А сейчас… сейчас она слишком далеко, чтобы я мог её защитить.
- Она знает о том, что Эйнлиэт назначил ценой её жизнь?
- Нет.
Он был дико зол на самого себя. Как?! Как он мог опять наболтать столько лишнего? Опять прийти в темницу к названной матери Сильфарина, чтобы поплакаться, пожаловаться на тяжёлую судьбу… Ничтожный, глупый, жалкий мальчишка, приползший под крылышко к умной старшей сестре!
Рагхан порывисто пересёк комнату, сел на своё ложе и с силой ударился затылком о стену. Хотелось плеваться.
- По-че-му? Почему Тайша? Почему ты, Сильфарин? У меня в голове, у меня в душе… Почему снова ты?
Где-то за холмами выли на луну волки-оборотни, и порывы снежного ветра стали косматыми и вместе с тем колючими. Они поднимали с земли белые фигурки, быстро меняющие размеры и форму и так же быстро рассыпающиеся в ничто. На севере клубился в ночном небе дым от осаждённого вумианского города. Как ужасно… Ещё один похожий городок, уже полностью разорённый людьми, остался в двух днях пешего перехода, к югу отсюда. Унылая картина… Теперь Алькаолу грозит почти полное опустошение. Кого убьют на поле брани, кого в жертву принесут, кто сам уйдет на запад, искать спасения от воинов Кальхен-Туфа…
На востоке виднелись огни города совсем иного – небольшого, простого, человеческого.
Балгуш.
Сгорбленный пилигрим в тёмном плаще, с кривым посохом и посеребрёнными сединой длинными волосами стоял на холме и, приставив ладонь ко лбу, всматривался в зимнюю даль, щурясь и бормоча что- то себе под нос. Ветер всё усиливался, и полы плаща хлестали путника по худым ногам, но пурги пилигрим не страшился – гордо возвышалась его тщедушная фигура на вершине сопки. А рядом со странником стоял красавец-жеребец, чёрный, как сама Пустота.
Убирая ладонь со лба, пилигрим весело усмехнулся и бодро похлопал вороного по крупу.
- Знаки говорят, что Ученик здесь, всё верно. Ты молодчина, Тенкиун. Идём же скорее: нужно успеть к рассвету.
Глава 7
Брат набросился на провидца, пока тот спал, и изогнутые когти вцепились в кожу, в клочья терзая тунику из облезлой волчьей шкуры. Альдер мгновенно открыл глаза, успев увидеть перед собой искривлённое злобой лицо – это было ещё лицо вумиана: Младшие не могут перевоплощаться в волков так же быстро, как перворождённые оборотни. Лунный свет пробивался сквозь щели в стене сарая, лился на кожу, покрывал её голубоватой бледностью мертвеца…
Это был Елисан – самый кровожадный и яростный среди них, тот, кто некогда был вумианом, а теперь гордился ядом самого вожака Као в своей отравленной крови. И считал себя выше других Младших Братьев.
Напрягшись, Альдер оскалился и сбросил с себя Брата, пытаясь опрокинуть его на лопатки и прижать к мокрому от дождевой влаги полу. Но перевоплощение Елисана завершилось, и вместо лица провидцу предстала морда волка. Страшные зубы клацнули в опасной близости от горла Альдера… Эх, если б он был хотя бы чуточку быстрее!.. И бывший ученик Великого Палнаса на пару мгновений закрыл глаза, вбирая в себя силу луны, заглядывающей в темноту сарая, жадно выпивая её, по глоткам, до самого дна, выпивая всё-всё, что могла дать Хозяйка Ночи, смеющаяся в дымке чёрных облаков. Всего одно лёгкое усилие мысли – и он погрузился в обжигающий своим ледяным огнём омут – омут крови и яда, мир, каким предстаёт он с иной своей стороны, мир зверя, где нет никакой борьбы за свет и тень. Где всё решает острота клыков, нюха и зрения.
У зверей свои законы – простые и суровые.
Когти Елисана впились еще глубже, рванули, вспарывая плоть… Жгучая боль пронзила тело Альдера, но эта боль, этот запах собственной крови придали ему новых сил, и он отвечал Брату не менее яростно. К чему бояться того, кого сотворил сам вожак? В пылу схватки не было никакой разницы в том, кто кого обратил – Као, Цаграт или же кто-то другой… И теперь над Альдером навис всего лишь наглый выскочка, ставший оборотнем лишь год назад – и только.
Научился бы сначала сдерживать свою мощь и злобу…
Впрочем, в те минуты не эти мысли приходили в голову Альдера. Вернее даже сказать – не было никаких мыслей. Были лишь когти и клыки – его и свои. Два разных запаха крови двух сцепившихся волков слились друг с другом, соединились в один, опьяняя бойцов, дурманя сознания пробудившихся от возни собратьев. Сладкий и горький одновременно, приторный, глубокий и такой желанный, этот запах наполнял их чуткие ноздри и сводил с ума. Безумным огнем загорались их глаза, и они поднимались с холодной земли, прикладывали руки к губам – и выли, громко, протяжно – выли, охваченные страшным звериным возбуждением от чужой битвы.
Глухо рыча, Альдер, уступающий Елисану в размерах и мощи, позволил противнику вновь опрокинуть его на спину, но в следующее мгновение намертво вцепился в бока врага когтями и сомкнул челюсти на передней лапе. Кровь Брата, такая бесподобно сладкая, такая горячая, заструилась по его клыкам, по жесткой шерсти вокруг пасти… Закружилась голова…
Это – самый опасный момент, и теперь уже Альдер знал об этом.
В его самую первую битву с Братом провидец совершил грубую ошибку всех новичков: почувствовав на языке вкус дивного алого напитка, он забыл обо всем на свете и потерял бдительность. Вот тогда Младший Брат по имени Гайрут (когда-то был крихтайном, теперь же – мертв, убит бывшими сородичами) и одержал над Альдером верх, заставив юношу истекать уже своей собственной кровью.
Теперь Альдер – далеко не новичок.
Он вовремя взял себя в руки и, еще крепче сжав челюсти, резко мотнул головой. Послышался громкий хруст костей Елисана, и бывший некогда вумианом взвыл от боли. Оттолкнувшись от Альдера здоровой лапой, Брат повалился на землю рядом с провидцем, скуля и вылизывая рану.
Тяжело дыша, Альдер поднялся на лапы и медленно начал обратное превращение…
- Учись владеть собой, юнец, - спокойно усмехнулся он, закончив и свысока глядя на перевоплощающегося Елисана.
Да, Елисан, ты всего лишь юнец. Скажешь, нет? Сколько тебе было лет, когда Као сотворил с тобой все это? Тридцать? Три сотни? Все равно. То был не ты. Уже – не ты. Забудь о той своей жизни, Брат, потому она уже не твоя. Она ничья теперь, и ты больше не ее господин. Разве ты можешь быть господином? Разве кто-то из нас, да будем мы все прокляты, может? Мы не обладаем – нами обладают. Мы – Младшие. Мы младше, даже если раньше своих хозяев пришли в этот мир. Потому что умираем, чтобы родиться заново, в своей крови родиться, и, крича от боли и ужаса, биться в клыках Старшего, пока Он не позволит сделать первый вдох – и припасть перед ним на колени. Ты умер, Елисан. Точнее, умер тот, кем ты был. Сейчас ты жив… еще как жив! Но тебе только год – один.
Не смотри на меня с такой ненавистью, Брат. Я ведь тоже умирал когда-то – и не раз.
Может быть, когда-нибудь ты тоже поймешь, увидишь, что жизнь – как спираль. Спираль, собранная из множества маленьких жизней. И не важно, по какой ее стороне ты идешь – по темной или светлой – завершая очередной виток, ты возвращаешься туда, откуда начинал, туда, где уже был, - только ты уже на
