ведро остались на тротуаре, под дождем.
Запоры дверей автоматически защелкнулись изнутри. Джабс вздохнул и оглядел внутренности автомобиля. На переднем сиденье рядом с шофером вполоборота назад, к пассажирам сидел молодой лейтенант и, улыбаясь, разглядывал его, Гарри. Еще трое поместились на заднем сиденье: два солдата и тип в гражданском черном костюме и черной шапочке, надвинутой по самые брови. Тип улыбался.
— Вы что, парни, решили меня похитить и сдать в цирк? — оскалился маленький скульптор. — Уверяю вас, вы взяли не того. Я никому в этом fucking мире не нужен. Никто не даст за меня и «фудстемпа».
— Физиономист Гарри Джабс, скульптор-реалист, а вот, оказывается, ненаблюдателен, — тип в черном костюме подал голос. — Не узнал приятеля, Гарри, помнишь Парк-авеню, косящий под корень толпу «крайслер»…
— Лук? — Гарри всмотрелся в типа в шапочке. И отпрянул к двери джипа. — О, мистер Дженкинс, I am sorry, извиняюсь, мистер Дженкинс. — Но, увидев, что тип улыбается, попробовал осторожно: — Или это вы, Лук? Это все-таки вы, да?
— Считай, что и то, и другое верно… Слушай, нам нужна твоя помощь… А чтоб ты не сомневался, что я твой приятель Лук, вот тебе деталь: ты увидел на Парк-авеню человека-доску и…
— Абсолютно и позитивно, ты — Лук, — радостно сказал Джабс. — Человеку всегда приятно знать, что его умыкнули друзья, а не враги. Абсолютно и позитивно, — повторил он.
— Зря радуешься, маленький человек, — сказал лейтенант. — Мы намереваемся втянуть тебя в такую историю, что у тебя волосы дыбом встанут. Поехали, — приказал он шоферу.
— А мои инструменты… — дернулся Джабс.
— Через сутки ты сможешь иметь все инструменты Соединенных Штатов, какие понравятся. Или будешь мертв, — сказал лейтенант. — Что более вероятно…
По правде говоря, они не совсем представляли себе, как будет помогать им маленький скульптор. Они просто собирали людей, уже знающих о сходстве Лукьянова и Дженкинса. Дабы не расширять круг посвященных.
— Вот вам новый товарищ! — лейтенант подтолкнул карликового Гарри, и тот прошел и уселся в глубине камеры, рядом со старшим О'Руркэ.
— Мистер Дженкинс не будет счастлив знать, что вы держите меня как пленника вместе с врагами Соединенных Штатов Америки, лейтенант! Немедленно выпустите меня отсюда или хотя бы предоставьте отдельную комнату. — Доктор Розен был зол, и очень. Тупоголовый армеец никак не мог взять в толк, что он, доктор, лично знает Секретаря Департмента Демографии и что держать его под стражей, освободив из рук похитителей, есть преступное насилие над ним, которое Дженкинс не одобрит. — Мистер Дженкинс уволит вас, лейтенант, уволит немедленно, вы позорите армию!
Доктор кричал. Все остальные действующие лица драмы в камере при дежурке были скорее довольны, если можно было чувствовать что-либо помимо панического страха за свою жизнь, находясь в камере Департмента Демографии. Виктор и Кристофэр получили уколы и были перевязаны, резаную рану на лице Синтии закрыли, перевязав. Было ясно, что живыми они вряд ли выйдут отсюда, но их хотя бы не били и оказали первую помощь. Грубый солдафон, лейтенант оказался лучше полицейского, решили арестованные. То есть им в некоторой степени повезло, что операцию осуществляла армия.
Лейтенант насмешливо слушал доктора. Потом вдруг резко ударил его наотмашь ладонью в ухо.
— Заткнись, ты!
Повернулся и вышел. Задумчивый. У них с Лукьяновым до сих пор еще не было плана. Только в общих чертах была идея — подменить Дженкинса Луком.
До сих пор судьба лейтенанта Тэйлора всегда зависела от других, от решения начальства, от благоволения начальства, от впечатления, произведенного им на начальство. Сейчас ему предоставлялась возможность самому сделать судьбу. Старый Дженкинс относился к нему неплохо, но Дженкинс общается с сотнями таких, как лейтенант Тэйлор, и ему вряд ли видимо крайнее честолюбие лейтенанта. Лук, этому ничего другого не остается, его никто не помилует, и потому он не изменит, пойдет до конца. Лук зависит от лейтенанта, не сможет обойтись без него, и их всегда будет связывать общее государственное преступление. Оставалось определить детали плана. Двойник был, он находился на месте, следовало дождаться Дженкинса и совершить подмену, убив или изолировав Дженкинса. Разумнее убить… Пост военного министра? Лейтенант прошел к окну в конце коридора. Окно выходило на Централ-парк. Дождь перебирал кроны деревьев, серая даль с зелеными пятнами мутнела. Надвигался еще один вечер… «От всей этой обыденной гадости может помочь только пост военного министра», — подумал лейтенант и улыбнулся. Из его ребят десяток застрелит самого Дженкинса, если лейтенант даст команду. Все остальные, подавляющее большинство, застрелят лейтенанта, если Дженкинс даст команду. И было серьезное препятствие — «бульдоги» Дженкинса.
Поцеловав руку матери Президента, Турнер и Дженкинс вышли. Под зонтами. Зонты держали агенты.
— Сол, я хотел бы сказать тебе несколько слов с глазу на глаз. Проще, если мы уединимся в твоей или моей машине.
— В твоей, — согласился Дженкинс.
Мимо газонов со странной слабо-зеленой травкой по мокрым дорожкам они прошли к автомобилям. Сели в шестидверный вагон Турнера.
— Чем могу служить, Том?
— Можешь… — Турнер звучал задумчиво. — На основании того, что мне известно, твои люди арестовали обоих О'Руркэ и несколько человек из их окружения. На основании моего многолетнего опыта общения с тобой, Сол, я предполагаю, что ты собираешься обвинить О'Руркэ и K° в убийстве Президента Соединенных Штатов.
— Твои предположения верны. Собираюсь. Нужно успокоить нацию, дестабилизированную убийством главы государства. Я собираюсь выйти на экран, и все наши телеканалы донесут в каждую американскую семью мое сообщение о том, что подозреваемые в убийстве арестованы, что ведется следствие, что убийцы не останутся безнаказанными. Если хочешь, можешь и ты появиться со мною на экране, и действие на умы наших сограждан будет двойное: главы двух сильнейших служб государства, правая и левая руки правосудия заверяют нацию…
— Все понятно, Сол, не трать на меня красноречие. Ты всерьез считаешь, что эти О'Руркэ убили Президента?
— Я думаю, что не они, — ответил Дженкинс. — Но гражданам нашей страны хочется как можно быстрее успокоиться. Быстро успокоиться, Том, важно простому гражданину, он крайне взволнован…
— Президента убили те, кому это выгодно. Какая польза семье О'Руркэ от убийства Президента Бакли, спроси себя, Сол?
— Согласен, никакой, — невозмутимо процедил Дженкинс. — И что из этого? Нам всего лишь нужны виновные. Не заставляй меня, Том, читать тебе лекцию о сверхважности стабильности государства и сверхважности психического здоровья каждого гражданина. Ради этого можно отправить на электрический стул десяток негодяев, все равно виновных в убийствах и умыкании людей…
Ясно, что старый Дженкинс не простой сукин сын, ясно, что он истово верит в свою мощную идеологию, во все эти «стабильность государства», «психическое здоровье гражданина»… Однако Том Турнер имел сведения, что люди Дженкинса убрали Президента. Правда, Турнер не имел сведений, знал ли о действиях своих людей Дженкинс. Зато Турнер знал наверняка, что без приказа Дженкинса его, Дженкинса, люди НЕ ПОСМЕЛИ БЫ. Теперь перед Турнером стояла самая серьезная дилемма его жизни: выступить против могущественного Секретаря Департмента Демографии или смолчать. Во всей стране только Агентство Национальной Безопасности могло, если бы захотело, соперничать с Департментом Демографии.
— А что, если это другие? — смалодушничал Турнер.
— А ничего, — понял его Дженкинс. — Так ты появишься со мной на Ти-Ви?
— Уговорил, — вздохнул Турнер. Вздохнул по своей собственной трусости. — Когда?
— Завтра. Я заеду за тобой в Агентство, если хочешь. Сегодня нельзя, мы не иллюзионисты, люди не
