казаки. Казаки, по словам Аслана, хуже всех относятся к евреям и чеченам. Евреи по-чеченски называются «жюготы». Кормят зэка в тюрьме хуже собак. И казаки бьют заключённых, даже смирных «хозбыков», не делая, по словам Аслана, разницы между русскими, чеченами и «жюготы».
Для начала Аслана бросили в спецкамеру. Он отметил сырость на стенах и потолке. За решёткой снаружи находилась псарня. Грязи по колено. Невиданное количество клопов. «Как листьев в траве, так было клопов», – поэтично выразился Аслан. В меню пятигорской тюрьмы знаменит суп, так же поэтично называемый зэками «Аквариум», по-видимому сделанный из кильки. «Рыбные головешки только. Маленькие головы как геморрой». У Аслана явно поэтическое зрение. Если бы не война, из него мог бы получиться чеченский поэт. «Аквариум» – очень солёный суп. Ещё зэков кормят соевым мясом.
«Национализма, – сообщает Аслан, – в пятигорской тюрьме в камерах нет. Все знают, что это коммерческая война. „Красный Крест“ добирается и в Пятигорскую тюрьму. Но когда они выходят, их бумаги читают. Если что против тюрьмы написано – то зэков наказывают…»
«А если на иностранных языках? Они же, „Красные Кресты“, на иностранных записывают? Как же персонал читает?» – задаёт вопрос до сих пор спавший Иван. Въедливый и занудный спорщик, в данном случае Иван прав. «Красный Крест» приходил и к Аслану, и к Радуеву в Лефортово. Это были французские граждане. Аслан честно отвечает, что не знает, как вертухи читают бумаги «Красного Креста». Но случаи отъёма бумаг были.
До меня с Асланом несколько месяцев сидел мой подельник Сергей Аксёнов. Следователь Баранов (Подполковник, худой с тёмным лицом. Он же один из следователей и в нашем деле №171, также как и следователь дела Радуева) много раз подбивал Аслана избить Сергея Аксёнова. «Ну как там сидите, как Аксёнов?» «Нормально», – обычно отвечал Аслан. «Почему ты, чеченский националист, не изобьёшь русского националиста Аксёнова?» – подзуживал Баранов. Или говорил: «Ну, ты ещё не избил Аксёнова?» На что Аслан скромно отвечал (это его манера, он весь аскетический и сдержанный, скромный), что в тюрьме нет национальностей, все здесь заключённые. Баранов ходит в коричневой рубашке, с тонким светлым галстуком. Вид у него приветливый, он всегда улыбается. Но вот подбивал одного зэка на избиение другого. Мне Аслан сказал, что очень полюбил Серёгу Аксёнова. То, что я подельник Аксёнова, сразу расположило Аслана в мою пользу. Мне не пришлось завоёвывать доверие рыжего чеченского боевика. Его доверие до меня уже завоевал Серёга Аксёнов.
«Зачистки, Эдуард, знаешь как совершаются?» спрашивает Аслан. Он сидит на корточках у шконки, курит. Только что проснулся. «Развернёт танкист орудие, как даст по селу… А там женщины, дети… А когда с него спросят, ответ короткий: „Меня обстреляли…“ Контр-террористическая операция, её мать… Генералы решили матч-реванш сыграть. Вот и играют матч. Чечню не выкопаешь, не перенесёшь… В Нальчике берут за руки и за ноги и об стенку. А то, Эдуард, – апеллирует он ко мне, – знаешь, что, суки, делают? Раздевают брата и сестру догола и связанных кладут друг на друга. А у нас, по нашей религии, даже ведь нельзя, чтоб вырез груди брат у сестры увидел, даже ляжку. Это уже нечисто считается. Какие суки! Бывает ещё отца привезут и заставляют смотреть на голых детей…» «Убивали русских лабазановцы, гантемировцы… они были под Черномырдиным. Бараев, сука, людей воровал. Я был доволен, когда Бараева убили. Воровали журналистов Бараев, Ахмадов, Арсанов…»
«Русские пацаны с нами тоже воевали, Эдуард. „Хотим научиться вашей непредсказуемой тактике. Пригодится“. – так говорили». «Это люди Кадырова и Ямадаева воровали русских и дагестанцев. Откуда „джипы“ и установки „Град“ у Ямадаева? Их судить надо, братьев Ямадаевых. И братьев Ахмадовых. И Шаманова. Ещё надо судить Шахрая. Шахрай – это человек, который расизм, национализм развёл на Северном Кавказе. Он встречался перед первой войной с казаками. „Мы – русские, тут хозяева!“ А другие рабы что ли?»
«Басаев воевать любит. Любит контактный бой. Он без ума от войны. Взрывы домов – не его стиль. Басаева дагестанцы попросили помочь. Он один раз отказал, второй. Когда его дагестанская шура попросила – пошёл помогать. Всё это было подстроено через спецслужбы. Им нужна была к выборам война. Все понимают, что к следующим выборам войну остановят».
«А что в Чечне у Дудаева плохого было, Эдуард? Мы в Чечне не дали ни один завод приватизировать. Всё имущество, – сказали, – принадлежит народу. Цены на бензин, на солярку при Дудаеве не поднимались. Хлеб как стоил рубль, так и стоил». «Нормальный российский советский офицер в Чечню воевать не поедет. Это уже выпускники 90-х годов…»
Аслану приснилось, что он украл где-то много мыла. Красного цвета. Он спрятал его дома и наказал матери: «Когда кончится в доме мыло, – используй это». А сам взял автомат и пошёл в село. Зашёл в какой-то дом. Там сидели русские мужики, пиво пили. Аслан взял себе пива и выпил. Автомат у него с собой был 5,45, любимого им калибра.
Этот сон Аслана, ему просто растолковал Иван. Сообщил, что Аслан намылился на суд, вероятнее всего. Дагестанский республиканский суд принял к производству дело Радуева, Адгериева и Алхазурова ещё 23 августа. Согласно УПК дата первого судебного заседания должна быть назначена не позднее, чем через месяц после взятия дела в производство. Мы в октябре. Аслан не знает, где состоится заседание, то ли в Ставрополе, то ли в Махачкале, то ли в Москве. Наименьшая вероятность существует, что суд будет проводиться в Махачкале. Власти опасаются. В Махачкале всякое может быть. Всё большее количество дагестанцев переходит к соблюдению мусульманского образа жизни. Нет, они не становятся ваххабитами…
«Я кричал, в атаку ходил…», – говорит он сегодня, открыв глаза часов в одиннадцать.
«Ты спрашиваешь или утверждаешь?» – уточняю я.
«Ходил, но вот кричал ли?»
«При мне не кричал. Но с восьми до девяти я был на прогулке».
Аслан сходит со шконки. Суёт ноги в тапочки. Закуривает «Приму» и садится на корточки. Его излюбленная поза. «Мой тейп от шейха Мансура идёт», – говорит он гордо. «Мы – настоящие арийцы, все такие как я, блондины». На самом деле, как я уже отмечал, у него волосы цвета очень тёмного мёда или постаревшей меди. Глаза серые, кожа красная.
«С автоматом во сне в атаку ходил?»
«Ну да…» Он непонимающе смотрит на меня. Все его сны касаются автомата. Во сне он всегда неразлучен с автоматом. «Страшный сон, – признаётся он. – Что в мире?»
«В Ставрополе начался суд над пятью участниками нападения на Будёновск», – сообщаю я. Я знаю, что ему это первостепенно интересно. По «будёновцам» он может прикинуть и свой срок. Сколько дадут ему?
«Закрытым судят», – констатирует он.
