– Хорошо, дядюшка. – И Марко с улыбкой обратился к Беатриче: – Но вы позволите навестить вас завтра?
У нее даже в горле пересохло – будучи не в силах выдавить ни слова, она только кивнула.
– Благодарю вас, – отвешивая поклон, произнес Марко и с той же чувственностью поцеловал ей руку. – Желаю вам приятно отдохнуть, Беатриче. И вам тоже, дорогой дядюшка. – Снова галантно поклонился и быстрой, пружинистой походкой танцовщика удалился.
Беатриче смотрела ему вслед. Марко Поло, великий, знаменитый Марко Поло… Наверное, поэтому у нее так дрожат колени и она чувствует себя как после наркоза.
В конце концов не каждый день встречаешься с великими персонажами мировой истории. А может быть, есть и другие причины дрожи в коленях? Ничего подобного, их нет! Или все-таки есть?..
– А сейчас пора спать. – Маффео отвлек ее от нахлынувших хаотичных чувств. – Нам и правда пора отдохнуть. За окном уже давно ночь. Кто знает, что нас ждет завтра…
Беатриче обратила внимание, какой у него усталый, даже изможденный вид… Лицо совсем серое. Она, напротив, чувствует себя необыкновенно бодрой, почти окрыленной – как после бокала шампанского. Предложи ей сейчас Маффео показать ночную жизнь Шангду – с восторгом согласилась бы.
«Для него сегодня трудный день», – подумала Беатриче. Вдруг ей стало жаль Маффео – он очень ведь немолод. Тяжело вздохнув и сочувственно улыбнувшись, она отправилась в свои покои.
Стояла глубокая ночь. Во дворце тихо, все спят глубоким сном – и люди, и звери. Быстро и бесшумно, как тень, Ахмад миновал темный, слабо освещенный немногочисленными факелами проход в канцелярию. Никто его не видел, никто не заметил… И все же он остановился и спрятался в нише. Закутавшись в длинный черный плащ и растворившись в собственной тени, он озирался, прислушивался, стараясь убедиться, что за ним нет слежки, – ведь шпионы подстерегают всюду. То, что он задумал, – дело очень опасное. Быть пойманным на месте означает смертный приговор. Хубилай казнил и не за такие проступки.
Закрыв глаза и затаив дыхание, Ахмад прижался к стене ниши и прислушался: ни в одном, даже самом отдаленном уголке не слышно ни малейшего шороха. Только стучит в ушах – это биение собственного сердца…
Кажется, никто его не преследовал. Оглянувшись еще раз, он вышел из своего укрытия и заторопился.
Чтобы еще до рассвета осуществить свой замысел, надо спешить.
Достигнув наконец канцелярии, служившей и библиотекой, он, к величайшему удивлению, обнаружил, что дверь не заперта. Тяжелый железный засов отодвинут, между дверью и косяком просвечивает узкая щель.
Сердце бешено стучит… Неужели кто-то проник в его кабинет? Он не припоминает, чтобы с кем-то делился своими планами. И все-таки этого нельзя исключать. При дворе хана есть умные головы… Такие, как венецианец, прошли огонь и воду, им достаточно одного слова, намека – сразу поймут, что к чему, и выведут его на чистую воду. Он всегда предельно осторожен и привык, прежде чем сказать что-то, взвешивать каждое слово. Но иногда и самый бдительный человек допускает промах.
Коротким привычным движением он откинул назад полы длинного плаща.
Теперь можно не только свободнее двигаться, но и легко выхватить оружие, висящее на поясе. В ярости сжал зубы. Кто бы здесь ни был, ему придется выдержать жестокий бой!
Тихо приоткрыв дверь, он ловко прошмыгнул в щель. Внутри полная темнота, только в дальнем углу огромного зала мерцает слабый свет. Ахмад так ничего и не заметил бы, если бы дверь не была открыта – это выдает чье-то присутствие.
Бесшумно, по-кошачьи он проскользнул сквозь ряды высоких шкафов. В них за семью печатями хранится, пожалуй, самое крупное в мире собрание ценнейших книг и рукописей.
Обширная корреспонденция хана, записи пророчеств и гороскопов, научные труды и собрания, захваченные в покоренных провинциях, ну и, конечно, легенды и песни, прославляющие правление Хубилая.
Богатейшая библиотека – одной только регистрацией и систематизацией отдельных рукописей и книг заняты в день по пять человек. Даже Ахмад – совсем еще молодым человеком он видел собственными глазами Багдадскую библиотеку – испытывал благоговейный трепет перед этой коллекцией.
Сейчас, однако, все эти сокровища мало его занимали. Все ближе он подкрадывался к источнику света, бесшумно скользил от шкафа к шкафу, перебираясь от одного угла к другому; крался, как тигр – к своей добыче, в каждый момент готовый к прыжку.
И вот он увидел того, кто проник в канцелярию: Янг Вусун, старший писарь и придворный летописец. Сидит на корточках за низким письменным столом с чернильницей, в руках кисточка – тонкая, с заостренным верхом, каким пользуются китайские писцы, нанося на бумагу замысловатые иероглифы. Быстро и легко скользит она сверху вниз по огромному листу бумаги… Слабый свет сальной свечи отражается на круглом, рыхловатом лице китайца. Янг Вусун так поглощен работой, что не замечает Ахмада…
На месте китайца он не поступил бы так легкомысленно – уж повсюду расставил бы ловушки. Пусть и не сработают – все равно Ахмад почуял бы опасность, услышал неровное дыхание, похожее на хриплое пыхтение жирной свиньи, которую ведут на бойню… Растерянно покачал головой – не поставить к дверям даже слугу… Янг Вусун глуп как пробка и наивен как малое дитя. Что ж, проучит его и немного попугает.
Ахмад бесшумно обошел писаря, подкрался к нему сзади, чуть не задев полой накидки. Молодость Ахмада осталась далеко позади, но он сохранил ее повадки. Каждой частицей тела помнит движения, которым научился за годы юности, полной лишений и упорного труда. Тело его послушно, несмотря на бремя прожитых лет. Сейчас у него перед глазами мясистый затылок склонившегося за работой китайца – гладкий и незащищенный. Один удар тонкого, острого клинка в точку, где начинается линия волос, – и китаец не успеет даже пискнуть.
Ахмад закрыл глаза и, сжав кулаки, сделал глубокий вдох. В этот момент жизнь китайца полностью в его руках. Она не стоит и щепотки песка, можно раздавить его одним пальцем, как комара…
О Аллах, какое волнующее чувство!.. Как наслаждается он властью над этим человеком… Но вот он разжал кулаки и медленно выдохнул – наваждение исчезло. Дни, когда он был способен на чувства братства и товарищества, давно миновали. Даже тогда, в те счастливые дни, когда все имело свой порядок, ему, прежде чем убить человека, следовало получить разрешение Великого Мастера.
А сейчас надо быть особенно осторожным: монголы очень постарались, чтобы он прятался как вор. Да покарает их Аллах! Те счастливые дни безвозвратно ушли, но вспоминать их приятно.
Он наклонился и дунул в затылок писаря. Янг Вусун пронзительно вскрикнул, подпрыгнул, запутался в своем длинном, грубом платье и свалился на пол… Так и лежал, скорчившись, на спине, пытаясь встать на ноги… Вид как у жирного жука, визжит как баба. Ахмад с презрением глядел на бедного писаря.
– Не убивай меня! – запричитал китаец, закрывая лицо жирными руками. – Умоляю, не убивай меня! Отдам тебе все, что захочешь, – деньги, драгоценности… Могу устроить тебе важный пост при дворе хана! Только прошу тебя…
Ахмад тяжело перевел дух. До этого он не собирался убивать писаря, но сейчас… не уверен в себе… Эти вопли так действуют на нервы…
– Да ничего я тебе не сделаю! – перебил он китайца, снова закутываясь в плащ, чтобы скрыть от посторонних глаз весь свой арсенал. – Успокойся, Янг Вусун, и поднимись с пола!
Пораженный, тот смотрел на Ахмада сквозь растопыренные пальцы…
– Ахмад? Это ты или мне померещилось?..
– Да, я. – И протянул руку, помогая ему встать.
Однако это нелегко – писарь весит не меньше откормленного быка.
– Почему ты здесь? Что делаешь здесь, в канцелярии, в такой поздний час? – решился задать вопрос китаец.
– О том же могу спросить тебя, – холодно ответствовал Ахмад, разозлившись на себя.
Почему не оставил жирного китайца в покое? Пусть бы себе писал и дальше! Выскользнуть бы отсюда, как прокрался сюда, – и Янг Вусун в жизни не догадался бы, что кто-то здесь был, кроме него.
– Что ты делаешь здесь ночью, когда все люди спят?
