удовольствию, если бы местные авторемонтники, следуя правилам игры, смирились с неизбежным. Однако они не только не смирились, но и предприняли немедленные попытки придать своим незаконным действиям видимость нагло попранной чужаками справедливости – по другому извечному принципу: кто палку взял, тот и капрал.
Данный автосервис оказывал самые различные, как теперь стало понятно, услуги клиентам, а потому и состоял не из одной только мастерской, а из нескольких помещений, предназначенных и оборудованных для проведения работ широкого профиля. И поэтому, естественно, что на призывы так ничего и не понявшего механика, а возможно, именно потому, что он-то как раз все быстро и понял, – короче, на его истошные вопли сбежался многочисленный обслуживающий персонал, вооруженный необходимым в таких случаях инструментарием. И теперь даже опытным в подобных передрягах Агееву с Щербаком ничего иного не оставалось, как спешно покинуть поле битвы, которая, правда, по большому счету, еще и не началась, но вся обстановка уже определенно указывала на то, что известный афоризм «против лома нет приема» может здесь, говоря канцелярским языком, иметь место быть. В общем, пришлось драпануть. При этом они не удержались и добавили-таки немного урона противнику – задели парочку наиболее активных, чтоб попусту не размахивали своим железом. И те так и остались лежать на бетонном полу мастерской. Видно, надолго.
Удрали. Слава богу еще, что догадались оставить машину на обочине шоссе, а не возле сервиса, хороши б теперь были! Но догонять их никто и не стал, видно, жуликов заботили теперь совсем иные проблемы. И пока панический призыв сыщиков достигал нужных вершин власти – в лице Вячеслава Ивановича Грязнова, на автосервисе, видать, тоже кинули клич. Отъехав подальше, на случай дальнейшего бегства – неизвестно ведь, чего можно ожидать от разъяренных бандитов, – и вооружившись необходимой оптикой, сыщики вскоре увидели, как туда примчались несколько крутых машин, из которых повыскакивали этакие одинаковые «мальчики», отдаленно схожие с ротвейлерами. Судя по их поведению, оружие у них, скорее всего, имелось. Что также было немедленно доложено по команде наверх. И теперь оставалось только ждать и следить за тем, чтобы джип снова не переместили куда-нибудь, в новое тайное место, из которого вытащить его будет еще труднее.
– Ты знаешь, Коля, – заметил Филипп, передавая товарищу бинокль, – я могу голову дать на отсечение, что в этой компании нет ни одного человека «приезжей национальности».
– Это подтверждает и нашу точку зрения о том, – ответил через минуту-другую Щербак, внимательно рассмотрев прибывших, – что между Муслимом и, не знаю, таганскими, надо полагать, существуют самые тесные связи. Видишь ведь, по первому сигналу прискакали! Эва! – вдруг воскликнул он. – Не, ты только посмотри! – и он передал бинокль обратно Филе.
Зрелище было и впрямь потрясающим – но для того, кто разбирался в ситуации.
К автосервису подъехали милицейские «Жигули», из которых выбрался солидный дядька в черной кожаной куртке с полковничьими звездами на погонах, и его вмиг окружили одинаковые братки, все одновременно что-то с жаром ему объясняющие. Ну как если бы старший воспитатель прибыл к бунтующим воспитанникам. Наконец полковник поднял руку, словно призывая к молчанию, и степенно отправился, сопровождаемый остальными, в помещение.
– Есть у меня подозрение, Коля, – задумчиво сказал Филипп, – что этой гребаной машины нам всем не видать больше как своих ушей. И никакие документы тут не помогут. Не отдадут – и все!
– Так ставишь вопрос? – многозначительно промолвил Щербак. – Ну-ну... Поглядим, однако. Но пока давай-ка послушаемся моей интуиции и быстренько смоемся отсюда. Что-то у меня появилось подозрение, что они нас секут. Руками в нашу сторону тому менту показывали. Видно, на власть надеются, а сами лезть пока не хотят. Либо им не велели.
– А мы сейчас вон на тот мост поднимемся и в случае чего уйдем по кольцу и направо, за гаражи, я тут места знаю. Фиг поймают.
– Откуда? – с легкой усмешкой поинтересовался Николай.
– Было как-то... – скромненько ответил Филя.
– Неужто опять от очередной дамы сердца уходил? Неодетым, в одном этом?.. – уже откровенно забавлялся Щербак.
– Не отвлекайся! – смешно нахмурился Агеев. – Бежать так бежать!
Что они немедленно и сделали...
А помощь все не шла. Не слышали они грозного рыка сирены грязновского полицейского «форда», который в иные моменты жизни звучал победной музыкой. Значит, что-то там, на Петровке, 38, опять не складывалось. Или городской транспорт проезду мешал?.. А с другой стороны, чего паниковать-то? Ну сколько времени прошло с момента их побега? Сыщики посмотрели друг на друга и... рассмеялись. Это им показалось, что прошли уже чуть ли не сутки, а на самом деле – пятнадцать минут, ну двадцать, не более. Однако и это короткое, в сущности, время бандиты сумели использовать гораздо успешнее, нежели господа оперативники из славного и героического ведомства Вячеслава Ивановича. Такие вот дела. Таков он, момент истины-то...
Черт-те что уже творится на свете! Это была первая и, пожалуй, наиболее верная мысль, которая пришла в голову Вячеславу Ивановичу, едва его автомобиль, оглашая окрестности ревом сирены, свернул с шоссе и въехал во двор автосервиса, сопровождаемый двумя машинами – Демидова и Голованова – и серым таким, не бросающимся в глаза, небольшим автобусом с ребятами из СОБРа. Последний, правда, не въехал во двор, он остановился на повороте, будто он здесь ни при чем, сам по себе, в ожидании дальнейшей команды генерала Грязнова. И занавески на его окнах были плотно задернуты. Там же, почти на обочине дороги, аккуратно поставили свою «девятку» и Щербак с Филей. Они тоже пока не торопились выходить.
А мысль Грязнова, точнее, его реплика, обращенная к Турецкому, развалившемуся на заднем сиденье, была вызвана видом того, что открылось глазам начальника Московского уголовного розыска.
Открылось же всем приехавшим сюда следующее. Во дворе, напротив въезда в мастерские, словно перекрывая его, стояло десятка полтора крепких таких, квадратных парней – в вязаных шапочках по самые брови, в меховых кожаных куртках, спортивных шароварах с яркими полосами и в кроссовках. Руки у всех были засунуты в карманы курток, распахнутые отвороты демонстрировали золотые блестки на толстых шеях, равномерно двигались челюсти, перемалывающие жвачку. Словом, видок – ничего не скажешь, классика! Этакая, понимаешь ли, очередная кинематографическая бригада, круче некуда. Но довершал великолепный образец картины противостояния тоже рослый, чем-то похожий на остальных, розовощекий милицейский полковник, стоящий впереди с широко расставленными ногами и с заложенными за спину руками. Не знай Вячеслав Иванович или тот же Александр Борисович, что здесь происходит, точно подумали бы, что попали на бандитскую стрелку, где одна сторона уже явилась и теперь демонстрирует свою отмороженность другой, не менее, видать, отчаянной бригаде.
– Не, ты только глянь, Саня, чего они себе тут позволяют?! – Грязнов был не то чтобы поражен, он просто обалдел от подобной наглости.
– А ты поубавь ему... гонору-то, – спокойно посоветовал Турецкий.
– Так а я про что! – Грязнов взял микрофон и, открыв свою дверцу, рявкнул на всю округу: – Полковник, подойдите сюда! – Но сам не вышел, а только ногу высунул наружу, демонстрируя генеральский лампас на брюках.
В группе произошло движение, похоже, что такого оборота все-таки не ожидали. Полковник же неторопливо, даже степенно, пошел к машине. Приблизился, небрежно кинул ладонь к козырьку меховой шапки, открыл уже рот, чтобы доложить, но Грязнов его остановил встречным вопросом:
– Что за люди? Что здесь происходит?
Вопросы прозвучали резко и без всякого уважения к полковничьим погонам. Уж это-то милиционер мог понять. Турецкий, наблюдавший за небогатой его мимикой, увидел, как на щеках напряглись и побелели желваки. Ага, значит, мы не любим, когда с нами вот так! Ничего, перебьетесь...
Александр Борисович толкнул свою дверь, она открылась, и Грязнов приказал:
– Садитесь, докладывайте!
Полковник, недовольно нахмурившись, был вынужден подчиниться приказу и, пыхтя, залез в салон. И
