навестить... мою разбитую душу, а?
– Давай лучше завтра?
– Завтра? – печально вздохнул Грязнов. – Завтра, Саня, у меня рабочий день. И у тебя тоже. Значит, увидимся только на баррикадах...
Турецкий хмыкнул, не подозревая даже, что и у Вячеслава тоже открылся сегодня момент истины, а его упоминание о встрече на баррикадах – вовсе не случайная метафора.
Глава двенадцатая
Повороты судьбы
Перед Александром Борисовичем стояли две неотложные задачи. Первая – это расколоть Сафиева, чтобы тем самым окончательно дезавуировать составленный ими, вдвоем с Мутенковым, протокол о задержании Рустама Гусарова. После чего, естественно, все обвинения в его адрес можно будет спокойно отправить... ну да, именно коту под хвост. И тем самым прекратить служебное расследование по данному факту. И дать возможность парню спокойно работать дальше.
Признаний одного Мутенкова было мало, не верил ему Турецкий, возьмет, сукин сын, да изменит свои показания, объявит еще, что из него их выбил следователь. А кто у нас следователь? А следователь у нас Александр Борисович Турецкий! И если кому неизвестно, то можно и напомнить, что бывали уже случаи, когда подследственные обвиняли его в применении недозволенных методов обращения с ними во время допросов. Нет, это совсем другое дело, что ни один навет так и не подтвердился. Это ведь нынче способ такой у обвиняемых – в последний момент взять да отказаться от своих прежних показаний, ловкий, понимаешь ли, адвокатский ход. Но даже если принять во внимание сам факт применения следователем пыток либо каких-то иных способов давления в качестве предположения, то о чем он может говорить? Ну конечно, о том в первую очередь, что рука руку моет и свои собственные кадры Генпрокуратура не выдает. Тем более что упомянутому старшему следователю Турецкому, и уж это всем давным-давно известно, более полутора десятков лет постоянно покровительствует заместитель генерального прокурора Меркулов. И это вам не хухры-мухры!
Вывод? Да они же между собой всегда договорятся! Одна шайка-лейка...
Надо сказать, что Александр Борисович довольно отчетливо представлял себе образ гипотетического своего обвинителя. И самое поганое, если называть вещи своими именами, что в этом малопристойном качестве, как правило, объявлялись ответственные чиновники, облеченные большой властью. Среди них могли быть депутаты Государственной думы – эти, что называется, без вопросов, им с ходу пришлось по вкусу иностранное слово «лобби». Работники кремлевской администрации, интересы которых не совсем совпадали с интересами, скажем, того же президента. Многие высокие замы из силовых органов, для которых «защита демократических свобод» стала превосходной кормушкой. Ну и масса прочей рыбьей мелочи, как сказал бы Грязнов, не растерявшей пресловутого телефонного права. Это когда тебя вроде бы и нет, когда письменного приказа ты отдать не можешь по той простой причине, что если вдруг поймают, то снимут штаны, но зато твой телефонный гнев все еще воздействует на некоторые не окрепшие в «демократическом строительстве» души. Иначе говоря, речь о тех из огромной армии талантливых имитаторов бурной государственной деятельности, которым, по их же искренним признаниям, именно государство в свое время и недодало! Чего конкретно и почему – такой вопрос даже не обсуждается. Обиженные они, и все тут...
Вот и Милявский, который звонил Славке, он из этих. Но у него три генеральские звезды на милицейских погонах! Кто посмеет ослушаться? А с другой стороны, где его официальное указание прекратить расследование? Разговор по телефону? Когда? Какой такой разговор? А я, скажет, вообще на даче был, и секретарша подтвердит...
Между прочим, как удалось все-таки выяснить Косте у московского прокурора Прохорова, чай, не посторонние друг другу люди, примерно такой же настоятельный «совет» по поводу прекращения дела о похищении лесного магната Михаила Фрадкина был озвучен поначалу именно Милявским. Это потом уже другие «советчики» появились, повыше рангом, а начал-то он. И кто теперь поверит, что по собственной воле?
Кстати, и первая резкая реакция по поводу происшествия с Рустамом Гусаровым тоже исходила от него. Все же первый зам министра внутренних дел, как не прислушаться?!
А разобраться – так сплошная коррупция, и ничто иное.
И тут уже вырисовывалась вторая проблема или задача – как угодно. И обозначалась она вполне нарицательным понятием – Митяй. Ясно было немногое, – скорее всего, этот человек и стоит у руля таганской организованной преступной группировки. Или же является теневым ее боссом. Потому что в Славкиной картотеке не значилось такого человека. Кличка вот есть, а человека – нет. Может, и агентура работать стала хреново. Однако это имя произносилось с некоторым даже страхом всеми, с кем в последние дни приходилось иметь дело Турецкому. Митяй сказал, Митяй велел... А кто он такой, они либо в самом деле не знали, либо не хотели говорить. Но тем не менее власть этого неизвестного пока Митяя была достаточно сильной, если никто так и не решался нарушить его конспирацию.
Вот он-то и нужен был Александру Борисовичу. Хотя бы для того, чтобы поначалу соединить трудно сопоставимые события и понять логику его действий. А также – основные приоритеты. Поймешь, чего ему надо, тогда можно и сыр заготовить – в мышеловку... А иначе-то как?
...Сафиев продолжал играть в упорную молчанку. Требовался какой-то сильный ход. Но Александр Борисович не торопился, да и не хотел, если по правде, оперировать признательными показаниями Мутенкова. Как чаще всего случается? Слово вылетело невзначай, а потом вдруг оно оказалось уже на воле – вместе с воровской малявой. А ведь у Виктора семья какая-никакая, но есть. Вот и пришлют ему в камеру весточку – вякнешь чего-нибудь лишнее, всех твоих пришьем. Куда ему после такого предупреждения деваться? Он же знает, с кем дело имеет, вот и пойдет в отказ. Значит, и делать достоянием общественности, даже своей, внутренней, его показания пока не стоит. При нынешнем «умении» хранить тайны следствия обидный прокол может случиться в любую минуту. Но что-то же делать все-таки надо!
Обыск, произведенный в квартире Сафиева, практически ничего не дал. Осторожным оказался оборотень. Следователь Московской городской прокуратуры Анатолий Малахов, которого, по договоренности между Костей Меркуловым и Павлом Прохоровым, городским прокурором, Турецкий определил в свою оперативно-следственную бригаду, вместе с оперативниками Славки перепахал буквально все, обнюхал и обстучал паркет и стены – пусто. Вероятно, у Сафиева имелся другой схрон. А где – это важный вопрос...
И еще вот такая странная получалась вещь. «Зарабатывали» сержанты, судя по самым приблизительным прикидкам, достаточно, чтобы не отказывать себе в необходимом. Но, как свидетельствовали факты, ничего такого, что указывало бы на дополнительные доходы, ни у Сафиева, ни у Мутенкова не имелось. Последний вообще жил как нищий. Да и у Сафиева обстановка была гораздо ниже среднего прожиточного уровня. Может, они оба копили? Один – на приличное жилье, а другой... На что мог бы копить деньги Сафиев? Они их не пропивали – ведь даже в отпуске приходилось «трудиться». И отстегивали им наверняка бабки немалые, иначе кто станет помогать бандитам в их весьма доходном промысле, рискуя при этом своей ментовской карьерой? В карты, что ли, проигрывали – в каких-нибудь казино? На девок тратились? Так ведь и речь у них шла о каких-то шалавах, но те дорого не стоят. А черт их знает. Решить бы эту загадку – остальное, как говорится, приложится. Но Мутенков эту тему обсуждать отказался, и даже вопрос «где деньги лежат, чтоб семью поддержать на время его отсидки?» вызвал у него откровенно злобную и резко отрицательную реакцию. Что непонятно уже само по себе. Разве у него имеются знакомые, которые будут кормить его семью, пока он станет срок тянуть? Или он настолько глуп, что считает возможным для себя отделаться устным внушением начальства? И он исключительно с этой целью дал признательные показания? Может, и глуп, но не до такой же степени! Нет, что-то здесь не то...
С Сафиевым проще: он хоть молчит. Ему, понятно, есть что скрывать.
Пожалуй, единственной зацепкой были милицейские «Жигули» седьмой модели, которые на самом деле таковыми вовсе не являлись. Это оказалась ворованная машина, соответствующим образом «перелицованная» и снабженная фальшивыми номерами. А поскольку ни в какой дорожной милиции машина
