– Мельник! – скомандовал Боровой.
– Получи, сука! – крикнул Мельник и ударил мужчину ножом в грудь.
Мужчина застонал и стал сползать по стене на асфальт.
– Давайте! Живо, пока никого нет! – прикрикнул на парней Боровой.
Удары посыпались градом. Лезвия ножей тускло вспыхивали в желтом свете фонаря. Через минуту мужчина лежал в луже крови, а новоиспеченные «черные волки» быстро удалялись от места «боевого крещения» по черной, безлюдной улице. Все прошло быстро и просто.
Перед домом Борового остановились. Лица у всех были возбужденные.
– Блин, – поморщился Штырь, глядя на свои руки. – Пальцы трясутся.
– У меня тоже, – сказал Мельник.
– И у меня. И у меня, – тихо загалдели парни. Апостол посмотрел на чернявого Кержнера.
– А у тебя, Сергей? – поинтересовался он. – У тебя руки не трясутся?
Кержнер хотел ответить, но вместо этого издал горлом какой-то невразумительный звук и лишь махнул рукой. Даже в тусклом свете фонаря было видно, каким бледным стало его лицо.
– Плохо выглядишь, – тихо сказал ему Апостол. – Тебя что, мутит?
Кержнер не ответил.
– Что будем делать дальше? – спросил у Борового Мельник.
– Надо расходиться, – ответил тот.
– У меня на руках кровь, – пожаловался Мельник. – И на рукаве. Помыть бы.
Боровой посмотрел на его рукава и кивнул:
– Ладно. Сейчас все идем ко мне. Смываем кровь и расходимся. Только тихо, а то соседи услышат.
Боровой повернулся и зашагал к подъезду. Парни, тихо переговариваясь, двинулись за ним.
Через два дня Мельник позвонил Апостолу.
– Слышь, Апостол, надо встретиться, – прошептал он в трубку хриплым, взволнованным шепотом.
– Мы же договорились – встречаться только в крайних случаях, – строго сказал Апостол.
– Можешь считать, что такой случай настал, – усмехнулся Мельник. – Короче, тут такая бодяга...
– Не по телефону, – оборвал его Апостол. – Помнишь кофейню, в которой ты познакомился с Боровом?
– А, он тебе и про это рассказывал?
– Он много чего мне рассказывал. Встречаемся там через час. Успеешь?
– Должен.
– Давай.
Был промозглый апрельский вечер, на улице завывал ветер, но в кофейне было тепло и уютно. Ожидая Мельника, Апостол заказал себе большую чашку кофе «американа». Попивая кофе и размышляя, он вспомнил о том, что случилось два дня назад. Вспомнил пьянящий восторг, который испытал, когда нож вошел в живую плоть. Все это было здорово, но слишком уж быстро и сумбурно. Вот если бы подольше, чтобы успеть хорошенько прочувствовать и просмаковать каждое мгновение...
Апостол тряхнул головой. Нет, в таких делах медлить нельзя. Нужно беречь силы и не оставлять следов. Быстро сделал – быстро ушел.
Апостол отхлебнул кофе и посмотрел в окно. Мельник шел по другой стороне улицы, сунув руки в карманы куртки. На этот раз куртка была не черная (конспирация), а синяя, обычная, с идиотским капюшоном. Перед тем как перейти улицу, Мельник на секунду остановился и быстро зыркнул глазами по сторонам. «Молодец, – подумал Апостол. – Из этого парня, пожалуй, выйдет толк».
Когда Мельник вошел в кофейню, Апостол как раз заказывал себе вторую чашку кофе.
Кепка и куртка Мельника были влажными от дождя. Когда он снимал кепку, несколько холодных капель упали Апостолу на лицо, и тот поморщился.
– Итак? – заговорил Апостол, когда Мельник окончательно уселся и перестал вертеться. – Что ты хотел мне сказать?
Мельник, в своей мышиной манере, зыркнул глазами по сторонам, чуть наклонился вперед и затараторил, выкатив на Апостола меленькие глазки-бусинки.
– Я по поводу Кержнера. Он меня беспокоит.
– Кержнер? – поднял брови Апостол. – Сергей Кержнер? А почему ты позвонил мне, а не Борову?
Мельник усмехнулся, обнажив два ряда мелких, желтоватых зубов.
– Потому что Боров его друг. Он не станет меня слушать, а тебя – станет. Поэтому я решил поговорить с тобой.
– Гм... – Апостол задумчиво поскреб пальцами румяную, плохо выбритую щеку. – Вообще-то логично. И что случилось с Кержнером?
Мельник сдвинул черные бровки-стрелки и тихо спросил:
– Ты знаешь, что он еврей?
– Догадывался, – усмехнулся Апостол. – Это все, что тебя беспокоит?
Мельник покачал головой и затараторил:
– Нет. Просто последние дни... После того как мы... Ну, ты понимаешь. В общем, Кержнер последние два дня ведет себя странно.
Подошла официантка и поставила перед Апостолом кофе. Дождавшись, когда она ушла, Апостол тихо спросил:
– И в чем это выражается? Что такого странного делает Кержнер?
– По-моему ему снесло крышу, – сказал Мельник. – Позавчера... После того как мы... – Мельник замялся.
– После акции, – подсказал ему Апостол.
– Да, после акции. Мы шли с Кержнером вместе к метро, и он сказал, что мы... сделали ошибку.
– Ошибку? – мягко усмехнулся Апостол. Мельник кивнул:
– Да. Он сказал, что одно дело громить ларьки, другое – убивать живого человека. Он сказал, что ему не по себе и что его тошнит. А когда мы подошли к метро – проблевался. Прямо возле входа, даже до урны не дошел. Хорошо еще, что ментов поблизости не было.
– Гм... – Апостол вновь поскреб пальцами щеку. – Что еще он говорил?
– В тот вечер ничего. А вчера... когда мы были на матче... точнее, уже после матча, когда возвращались домой... в общем, он понес какую-то херню про то, что человеку воздается за грехи. И что наказания никому не избежать. Я спросил – чего он гонит? Какие, на хрен, грехи? А он ответил: «Ты сам знаешь какие». А потом замолчал и до самого метро со мной не разговаривал.
– Это все? – спросил Апостол, внимательно выслушав Мельника.
Тот покачал головой:
– Нет. Сегодня он мне позвонил и сказал, что наша организация – бред собачий. И что раньше мы были людьми, а теперь стали псами, а наши хозяева – Боров и ты. И что он не хочет плясать под вашу дудку.
– Так и сказал? – усмехнулся Апостол.
– Так и сказал. Кстати, ты кофе пить будешь? Если нет, то...
Апостол молча пододвинул Мельнику свою чашку.
– Вот спасибо! Я же говорил Кержнеру, что ты нормальный пацан. А он – «Апостол гнида, Апостол гнида».
Мельник взял чашку обеими руками и звучно отхлебнул. Облизнул мокрые губы и с улыбкой протянул:
– Лепота-а.
– Так говоришь, Кержнер называл меня гнидой? – спокойно уточнил Апостол.
– Угу. Не нравишься ты ему.
– Только ему?
– Ну да. А кому еще?
– А остальные? Как они ко мне относятся? Мельник пожал острыми плечами:
– Да нормально. Ты же с Боровом, а Борова пацаны конкретно уважают. Слышь, Апостол, только ты сам с ним поговори, ладно? Если я ему чего-нибудь про Кержнера вякну, он меня тут же уроет. Они же с детства дружат.
