- М-да, веселенькая обстановочка... Вот почему и бандюкам тут раздолье... Кого обманут, кого подкупят, кого припугнут, да и собирают наши святыни потихонечку. Но ведь надо же как-то со всем этим бороться, не то растащат нашу Русь Православную по иконке, по крестику, и с чем останемся? - повздыхал я и умолк. Воцарилась пауза. В яме было прохладно, пахло сыростью и гнилью. Солнце гуляло по небосклону, веселое и жаркое, но к нам его лучи не проникали. Где-то через полчаса вновь возник Ржавый. Он швырнул нам, точно псам, полбуханки ржаного хлеба и весело гаркнул:
- Лопайте! Пока дяденька добрый!
Хлеб упал на землю и весь перепачкался. Пашка подняла его, бережно отерла и протянула мне:
- Будешь?
- Нет, благодарю, мне их подачек не надо!
- Хлеб ведь не виноват...
- Хлеб друга - слаще пирожного, а хлеб врага - горше полыни! - парировал я и отодвинулся от Пашки. - Ничего, как-нибудь обойдусь...
Прасковья вздохнула, но и сама есть не стала, а положила кусок на еловую лапку. Потом закрыла глаза и, похоже, стала молиться. В яму заглянули Слон и Ржа.
Эге! - протянул худой. - Слыханное ли дело, чтоб собака хлебца не ела! Зажрались, козявки! Учтите, пока не съедите это, больше ничего не получите!
Слон бросил в яму пластиковую литровую бутылку с водой и бандиты исчезли. От водички я не отказался, так как все внутри у меня горело. Я осушил полбутылки и протянул ее Пашке. Девчонка сделала всего пару глотков и уложила «литровку» рядом с хлебом. Какое-то время мы сидели молча, думая о своем и ожидая неизвестно чего.
День тянулся долго, очень долго. Когда работая, купаясь, играя, мы порой и то уставали от бесконечности суток, то сейчас, когда мы оказались полностью обездвиженными и бездеятельными, этот нескончаемый свет уже превращался в пытку. Спустя какое-то время я стал звать охрану, чтобы отпроситься в туалет, а заодно разведать окрестности.
- Чего тебе? - спросил нагнувшийся в яму Слон.
- По нужде бы сходить!
- Тебе по малой?
- Да.
- Тебе нельзя! Тут сходишь.
- Вот порадовал! А как же девчонка?
- Если хочет, может выйти.
- Конечно, хочет! А как отсюда выбраться-то?
Слон отпрянул и через несколько секунд опустил вниз лесенку, сколоченную из стволов молоденьких сосенок. Пашка поднялась наверх, а вслед за ней ушла и лестница. Делать нечего, пришлось мне пристраиваться в углу, где валялись брошенные повязки. Минут десять спустя лестница вновь вернулась, а по ней в яму опустилась Прасковья. Она принесла с собой свежие запахи свободы: солнца, леса, цветов, теплого ветра...
- Ну, как там? - спросил я.
- Хорошо! Тепло, светло, птички поют, лес шумит... - и вздохнула, усаживаясь на корягу.
- Эх, свобода! - произнес я и ударил кулаком в стенку. - Знаешь, а я ведь приметил место, где они стояли, там точно нету капкана!
- Опасно это, Жор, я думаю, что они постоянно передвигают их, потому что каждый раз появляются в новом месте, сбивают нас с толку...
- Вообще-то можно ведь и палкой сперва пошевелить... Ты на меня влезешь и раздвинешь дорогу. А уж я потом выкарабкаюсь, или лесенку мне опустишь...
