не стало, и поэтому я снова вздохнул и замолчал.
- Жор, да ты не переживай так! - тихо сказала Прасковья и вновь пожала мою ладонь. - Ведь ты же не специально ударил Ржавого! Ты метил в обрез, чтобы отбить оружие в кусты...
- Ты уверена в этом?
- Конечно! - вполне серьезно сказала девчонка. - Я же все видела! Даже больше твоего... Ты, наверное, думаешь, что я вскрикнула от твоей жестокости? Нет, просто я увидела, что ты замахиваешься для удара, скользя по траве (а это значило, что уже не сможешь остановиться), а этот бандит кидается резко вперед, подставляя свою голову под неминуемый удар! И это еще хорошо, что ты поскользнулся, а то ударил бы его прямо в висок, а это уже очень опасно... Так что, он сам себя наказал за свою жестокость, и за то, что бил тебя у костра...
- Правда? - с надеждой спросил я. - Ты говоришь правду? - я схватил Пашку за руки.
- Я ведь всегда говорю только правду... - как-то удивленно отозвалась девчонка и смутилась от моей близости.
- Пашка, спасибо! Какая же ты! - я не удержался и от радости обнял девчонку и, прижав к себе, даже покружил ее немножко.
Ведь я даже не ожидал услышать от нее таких слов! Она вмиг оправдала меня перед моей совестью и перед всем миром! Ах, Пашка, Пашка, ты - настоящий друг! Мы простояли так несколько минут. Я не мог отпустить Прасковью от себя, чувствуя, как преданно бьется ее сердце, и ничего не мог сказать, чувствуя слезы на своих глазах. А вскоре пришло облегчение: покой и радость вновь вселились в мою душу. И еще я отчетливо понял, что мы вновь остались одни и что нас окружает лишь прекрасная летняя природа. О таком подарке судьбы я уже больше и не мечтал! Ах, какое это было чудесное открытие! Мы - свободны! Мы одни среди ароматного леса и окутаны светом бесконечного июньского дня! Все страшное - позади, и впереди нас ждет возвращение в лагерь. А пока хоть несколько часов можно будет наслаждаться природой, свободой и общением друг с другом! И если бы не печаль в связи с утратой клада, то я вполне мог бы назвать себя тогда самым счастливым человеком. Я отпустил девчонку и сказал виновато:
- Извини, Паш... Но как же ты мне помогла! Не то совесть меня задолбила бы!
- Да ладно тебе... я просто сказала, что видела... - отозвалась Пашка.
Щечки ее пылали. Она улыбнулась и вновь взяла меня за руку:
- А ты даже врага жалеешь, молодец! И вообще, ты держался в тот день, как настоящий герой. Я горжусь тобой! «Зернышки» упали бы от восторга, а Петька от зависти!
- Да какой я герой! Я только учусь... И очень часто еще ошибаюсь... Если бы не ты, то наворотил бы тут всякого... Ладно, Паш, давай не будем больше о плохом, пошли лучше к людям!
- Согласна, пошли!
И мы, взявшись за руки, вновь двинулись по лесу навстречу неизвестности.
* * *
Прошло примерно часа полтора, а то и все два, прежде чем лес расступился и мы оказались перед довольно пространным... болотом. Только этого еще нам и не хватало! Пение птиц здесь сразу заметно приутихло, а из мрачных недр заросшего водоема доносились тревожные звуки болотных жуков и громкое кваканье лягушек. Мы остановились и огляделись. Подступы к болоту пылали густой краснотой прибрежных растений. Рубиновые гравилаты, пурпурная плакун-трава, розовые трифоли водили хороводы средь густого краснотала. Теплую зеленовато-бурую воду обрамляли голубые россыпи незабудок, а ближе к средине болота, прямо на мерцающей от солнца глади сияли крупные фарфоровые звезды кувшинок. Кое-где на кочках колыхались ватные клоки пушицы. Болото не выглядело грозным и пугающим, оно по-своему было красиво и притягательно. Стояла духота. Воздух загустел в каком-то туманном мареве. Хотелось пить и хоть немножко освежиться.
- Пойдем, искупаемся? - предложил я. - Там, у кувшинок, наверняка есть чистая вода.
- По Водокручу соскучился? - пошутила Пашка.
- А-а! - отмахнулся я. - Да ну его... Волков бояться - в лес не ходить! Идем!
Мы разулись и осторожно двинулись по болоту. Почва сначала была твердой, затем быстро размягчилась, и из нее стала выступать буроватая влага, обильно окатывающая щиколотки наших ног. Вскоре нам пришлось уже ступать только по кочкам, покрытым
