Асафьев попросили попить, а напитков в холодильнике не оказалось. Или не случай, а так специально загодя было подстроено? В любом случае Барков-старший побежал за напитками. При этом он, озираясь, всыпал в одну из бутылочек с минеральной водой лошадиную дозу снотворного. Этим и слона можно было усыпить...
Турецкий явственно представляет, как пьет из бутылочки Артур. И потом едва ходит по корту, пошатываясь. Глаза у него слипаются. А к бутылочке подходит невесть откуда взявшийся – может, из зоопарка сбежал? – слон. Пьет и засыпает. Следом на корт выходит еще один. Пробует напиток из бездонной бутылочки и ложится спать рядом с первым. Появляется третий, пятый, седьмой...
Дальше сон следователя обрывается, и до самого звонка будильника Александр Борисович Турецкий спал крепко, без тревожных сновидений...
...Допрос Николая Баркова ничего не прибавил и не убавил. Да, он играл на «Метрополис оупен» против Артура Асафьева. Это был, наверное, самый лучший матч за всю его карьеру. Он выиграл и в следующем круге, а потом уступил в полуфинале будущему победителю. Но его соперники в этих матчах играли хуже Артура.
Да, он получил солидные призовые. Почти триста тысяч долларов. Хотя большая часть этой суммы уйдет на налоги.
Не показалось ли что-нибудь странным? А что? То, что Асафьев проиграл? Пусть это кажется странным кому угодно, но только не ему. Для выигрыша он затратил столько сил, что еле вытянул следующий матч с более слабым соперником. Артур же Асафьев просто устал. Он восстанавливался после травмы и, вероятно, не смог все-таки набрать нужную форму. Очень был силен, и опытней он, конечно. Гонял Баркова из угла в угол корта как мальчишку. Но самому выносливости все же не хватило. И после одного из перерывов Николай почувствовал, что выглядит немного свежей соперника. Это придало добавочной уверенности, и матч закончился вполне закономерно.
Пил ли он во время матча? Конечно. Как обычно. Несколько глотков минеральной воды «Перье». Он ее всегда пьет. Не помнит ли, кто ее подавал?
Отец, разумеется. А Артуру? Ни малейшего представления. Ему не хватало еще терять драгоценные минуты отдыха на заботу о сопернике! Это его проблемы, кто ему воду подаст...
Немногим более плодотворной оказалась и первая встреча представителей прокуратуры с подозреваемым тренером.
– Андрей Макарович, вспомните, пожалуйста, что вы делали на корте во время поединка вашего сына с Артуром Асафьевым в рамках турнира «Метрополис оупен» этой осенью.
– Как и всякий тренер, я помогал своему ученику и собственному сыну.
– Почему вы во время перерыва оказались у выхода на корты, а не на тренерской трибуне?
– Это объяснить непросто. Понимаете, у нас с сыном гораздо более близкие и доверительные отношения, чем просто у тренера со спортсменом. Это естественно, не находите ли? Матч складывается не в нашу пользу. И мне хотелось подойти поближе, показать, что я переживаю не меньше его, и помочь ему этой близостью как-то. Ну чтобы он почувствовал, что я рядом. И ощутил свою силу.
– Вы считаете, что вам это удалось?
– Надеюсь, да. И результат матча свидетельствует о том, что я прав.
– Но разве подобный выход на корт не запрещен регламентом?
– Вообще-то, запрещен. Хотя на Кубке Дэвиса, к примеру, такого запрета нет. Говорят, что Федерация тенниса готовит эксперимент, когда тренеру можно будет подсказывать своему ученику во время матча. И правильно. Давно пора.
– Извините, но это к делу не относится. На данном конкретном соревновании вы имели право находиться на корте?
– Нет. Но я практически и не находился. Был вдалеке и не имел возможности подсказать Коле. А именно это и запрещено.
– Но если подходить формально?..
– Да. Меня могли выгнать. Просто нас знают. И простили отцу это небольшое нарушение.
– Но оно позволило вам все-таки пообщаться с сыном?
– Абсолютная случайность. В соответствии с правилами тенниса перерывы делаются только в матчах из пяти партий. После третьей. Тут же поединки трехсетовыми были. И по регламенту между партиями перерывы не более пяти минут. До туалета добежать в самый раз... А между геймами вообще девяносто секунд: едва успеваешь полотенцем обтереться да воды глотнуть. Только Коля упал в середине второго сета и якобы повредил покрытие. Но скорее всего, он просто споткнулся об уже имевшийся дефект. Дальше играть было опасно, и судья на вышке объявил технический перерыв для подготовки корта. Он тоже не больше десяти минут был. Только вы не думайте, я с сыном не общался, не подсказывал, так что правил не нарушил. Только воду принес, раз уж у них такой казус случился – не оказалось питья в холодильнике.
– Что за вода? Откуда вы ее взяли?
– Обычная минеральная вода. Она выписана была как раз для этого турнира и хранилась в складском помещении. Я знал где и принес по бутылке: сыну и Арику.
– Какая была вода и откуда?
– Откуда – это не ко мне вопрос. К организаторам. Там разные напитки были закуплены: тоники, кола, минералки нескольких сортов. Коле я принес «Перье», а Артуру ту, которую он всегда пил, «Полюстрово».
– Откуда вы знаете его вкусы? – Александр Борисович с трудом представлял пока, что нужно спросить, чтобы отравитель себя выдал.
– Я тренировал Асафьева, пока он не стал играть во взрослых турнирах. Там его взял Шульгин.
– Бутылки были закрыты?
– Да. С чего бы я брал начатые?
– И кроме вас к ним никто не прикасался?
– Откуда же мне знать? Но если вы имеете в виду тот период, покуда я шел со склада на корт, то никто.
– Что вы можете сказать о странном изменении хода игры?
– Не понимаю, что вы имеете в виду?
– Поначалу выигрывал Асафьев. Но после перерыва резко сдал и проиграл матч.
– Ничего не могу сказать. Лучше всех знал причины, конечно, Арик, но, увы. Можно спросить Шульгина. Но вообще-то такое в теннисе сплошь и рядом. Всегда кто-то выигрывает, кто-то проигрывает. Причины в готовности и настрое. И физическая форма важна, и психологическая устойчивость. Настроился, положим, Артур выиграть матч на одном дыхании – и ничто, казалось, его не могло остановить. А тут незапланированная пауза. Расслабился и уже не сумел сконцентрироваться...
К концу второго часа хождений вокруг да около Турецкий решился на блеф.
– Видите ли, Андрей Макарович, у нас есть достоверные сведения, что такие метаморфозы происходили с соперниками ваших детей и раньше.
– Не понимаю, о чем вы говорите?
– Ну что же. Надеюсь, что все-таки поймете. Следствие по делу о гибели Артура и Ариадны Асафьевых возобновилось. И мы будем вновь и вновь беседовать с вами, чтобы прояснить картину произошедшего.
– Вы полагаете, что я убил Арика с его женой? Больший бред придумать трудно! И что я теперь? Арестован?
– Нет. Не арестованы. И обвинение мы вам пока не предъявляем. Но просим серьезно отнестись к нашей беседе: ведь у вас единственного была возможность во время игры подсыпать Асафьеву препарат, замедляющий реакцию.
– А вы уверены, что непременно должны были подсыпать?
Турецкий, если честно, на все сто уверен не был. Он не сомневался в искренности показаний Грайнера и Камолова, но прекрасно понимал, в отличие от простых смертных, что виновность Баркова в злодеянии предстоит доказать процессуально. А объективных доказательств этой виновности в руках следствия не было. И это срабатывало тормозом. Не позволяло как следует надавить на тренера, припереть к стенке неопровержимыми фактами. Поэтому приходилось по пять раз задавать одни и те же вопросы, сверять
