«Сдохла» и «девчонка» рядом, конечно же, вопият о моей скрытой нежности к ней. Грубость «сдохла» употребляется, чтобы не плакать. Родилась она 14 июля, в день взятия Бастилии, и утром нас будили тяжелые самолеты, летящие низко-низко над нами с военного парада на Елисейских полях.
Я писал о Наташе еще при ее жизни. Роман «Укрощение тигра в Париже» написан в конце 1985 года и представляет собой оригинальный репортаж из нашей квартиры и из нашей общей постели. Написан он в период «интермедии» в наших отношениях. В июле 1985 года мы разъехались по разным квартирам: она некоторое время жила в Cite des Arts, а позднее переехала в студию на rue Saint-Sauveur (Святого Спасителя), в улочку, поперечную улице проституток Saint-Denis. Об этом времени написан рассказ «Личная жизнь». Из этой ее студии есть отличный видеорепортаж, сделанный нашим общим приятелем — художником Игорем Андреевым, имеющий место быть как раз в этой ее студии. Правда, в репортаже она не выглядит такой красивой, какой была в действительности. Дело в том, что в репортаже она с похмелья, потому опухшая. Явилась из кабаре, где пела, рано утром. Именно там, где кончается рассказ «Личная жизнь», я и забрал ее с улицы проституток и перевез к себе на rue de Turenne. Случилось это, если не ошибаюсь, 6 января 1987 года. Тогда как раз выпал грандиозный для Парижа снег. И стекла внизу моих окон в мансарде обледенели. Мы с Наташей радовались снегу.
Вот с тех-то пор и начались всяческие ужасы. Роман «Укрощение тигра в Париже» живописал, как оказалось, счастливый период нашей жизни.
К 1988 году выяснилось, что она уже неизлечимый алкоголик. Мы пошли к доктору, и тот, выслушав ее отдельно от меня, посмотрев ее, затем пригласил меня и сказал:
— Мсье, у вашей жены алкоголизм. Алкоголизм вообще не вылечивается, тем паче, у женщин он усугубляется обычно нимфоманией, так как моральная планка для женщины, интоксицированной алкоголем, опускается до уровня плинтуса. Вся тяжесть подобного поведения, мсье, падает целиком на плечи близких. Не надо верить, что ваша подруга вылечится. Надо знать, что вам придется нести этот груз всю жизнь. Готовы ли вы к такой жертве?
Я чуть подумал и сказал:
— Готов. Но нельзя ли как-то ее остановить? Доктор пожал плечами.
— Я выписал вашей подруге таблетки Esperal. Она должна принимать их каждый день. Вы должны следить за тем, мсье, чтобы мадам их проглатывала. Esperal — это не лекарство, не ждите от него результатов, предупреждаю вас. Esperal — как слабый засов на двери, при желании дверь можно легко открыть простым усилием, нажатием. Esperal действует так: при принятии алкоголя ваша подруга покроется красными пятнами, ей станет плохо, муторно, может быть, появится температура. Ясно, что это не ведет к смерти, и не ведет даже к серьезному недомоганию. Это просто предупреждение.
Доктор замолчал. Мы вышли в приемную к Наташе. Она уже оделась. Черное длинное пальто, черный платок. Доктор дал ей рецепт. И добавил:
— Я также работаю как психоаналитик. Программу финансирует город. Я бы советовал вам, мадам, разобраться в себе и для этого пройти хотя бы ограниченный курс психоанализа. Приходите. Мсье, постарайтесь убедить мадам, что это необходимо.
Мы вышли. Наташа взяла меня под руку и прижалась ко мне. Молча мы дошли из еврейского квартала, где была приемная доктора, к себе на rue de Turenne. Я чувствовал, что она мне благодарна.
Ее хватило на целых семь месяцев! За это время она успела написать множество рассказов. Затем она пропала на несколько дней и появилась в таком ужасающем виде — разорванные чулки, грязные на заднице трусы (просто в дорожной грязи), нечесаная и дикая, — что я решил от нее уйти. И ушел. Книги отвез к одному приятелю, вещи к другому (я выбрал время, когда ее не было дома), а сам спал у немецкой пары журналистов из «Франкфуртер Альгемайне». Каким-то образом она узнала, где я, и хозяева квартиры позвали меня к телефону. Она звучала как без ума от горя, мне было без нее очень плохо, я вернулся. После периода обильного секса и трогательной наивной заботы друг о друге, она вновь впала в запой. Она призналась, что когда хочет напиться, то кладет таблетку Esperal под язык и там скрывает ее. Когда я инспектирую ее рот: «Ну-ка, открой рот!» — таблетка не видна. Затем таблетка выплевывается.
В 1988 году заболел я. Но не алкоголизмом. Я даже стал пить много меньше. Вина в доме мы не держали, я пил outside, или, если приносил вино, то тайно и тщательно прятал его, обычно в соседнем с ванной комнатой нашем гардеробе. (Как-то, убирая из гардероба свои пустые бутылки, я обнаружил в другом углу гардероба несколько ее пустых бутылок. Я даже расхохотался, несмотря на трагичность ситуации.) Или же, когда я возвращался из супермаркета на rue de Rivoli, я заходил на пляс де Вож, извлекал из сумки бутылку (обычно «Cote du Rhone») и с наслаждением выпивал ее прямо из горлышка. Во Франции не существовало запрета на распитие алкоголя даже в таком публичном и историческом месте, как пляс де Вож. Нет, я заболел по-иному. У меня началось жжение в груди — там, где находится солнечное сплетение. Я покрывался противным холодным потом, у меня была температура, хотя и не высокая. Я похудел и чувствовал себя болезненно. К этому постепенно добавились трудности с бронхами: у меня в горле стояла мокрота и мне было трудно дышать в таких случаях.
Методом исключения, обращаясь к светилам науки, рекомендованным мне приятелями, каждый раз выкладывая за консультацию и сверхсовременные анализы немало франков, я последовательно выяснил,
