– А что за бомжи? – уточнил Пахомов.
– Ну, бомжи обычные. Сам понимаешь, паспортов при них не было. Ибрагим, мой представитель в Серпуховском филиале, – Тоцкая усмехнулась, вспомнив обшарпанный ангар, который она походя произвела в «филиалы», – рассказывал, что нашел двоих бомжей. Его молдаване совсем очумели и выкинули на улицу пакет с мусором – вместо того чтобы дождаться машины! Дескать, воняло очень, мешало работать. Ну Ибрагим с ними уже поговорил, такого больше не повторится, но мусор нашли два бомжа. Разворотили мешок, вытащили из него всю эту гадость, что уж там у них было, я не знаю, сожрали – и двинули кони!
– И что? Приходила комиссия разбираться? – встревожился Пахомов.
– Да какая комиссия, ты что! Ну бомжи же! Замерзли в сугробе, обычное дело ведь! – усмехнулась Тоцкая. – Вот такая подозрительная история.
– И больше ничего?
– Больше ничего. – Анастасия то ли нарочно позабыла о визите грибников-пенсионеров, то ли не придала этому инциденту вовсе никакого значения, хотя Ибрагим ей сообщал. Но все ведь живы-здоровы, да и вряд ли старики поняли, в чем там было дело. На всякий случай приняли решение производство временно свернуть, ангар заколотить, а сотрудников отправить в отпуск – на пару недель. Если кто сейчас и сунется – то на месте все тихо и чисто.
– А у меня, уважаемая, – ты только сразу не пугайся – несколько другая информация, – вкрадчивым голосом сказал Пахомов.
– Что значит – не пугайся? Ты мне угрожаешь?
– Что ты, зачем? Мы же в одной лодке. Тонуть при случае будем вместе. А информация действительно не слишком утешительная. До меня дошли сведения о том, что некий старичок-боровичок, бойкий пенсионер, от безделья создал «народную комиссию», ты подумай, выискался на нашу голову народный комиссар!
– А он-то тут при чем? Борец за права замерзающих бомжей? – попробовала пошутить Тоцкая.
– Хуже, гораздо хуже. Он, видишь ли, дядя въедливый и очень вредный. По идее, его уже на том свете с фонарями ищут, а он решил доказать всему этому свету, как мы неправедно живем.
– Мы – это я и ты, что ли? – фыркнула Тоцкая.
– Не в последнюю очередь! Ну и наши товарищи по бизнесу, разумеется. Дед развел бурную деятельность, ну знаешь, как это у них бывает? Идут перед смертью в атаку, выкрикивая имя Сталина. Маразматик, старый хрыч!
– И что, из-за этого маразматика ты так встревожился? – не поверила Тоцкая. – Если он такой, то цыкнуть на него надо – и все.
– На таких не цыкнешь. Я эту породу знаю, – вздохнул Пахомов. – Мой тесть таким был, работал в школе учителем математики. Пока я не купил ему компьютер – всю плешь мне проел, обличая звериный оскал капитализма и его прислужников. А теперь зато сидит задачки решает, уверен, что приносит пользу российской науке, раз в месяц письма куда-то отсылает, но я не вмешиваюсь. Когда у старика есть какое- нибудь увлечение, он становится милым и покладистым. А у этого, видимо, нереализованная энергия через край пошла.
– Ты говори по существу!
– А я и говорю. Наш народный комиссар сколотил группу из таких же, как он, неприкаянных пенсионеров, не нашедших своего места в жизни, и принялся все разнюхивать. Вполне возможно, что он уже добрался до одного из твоих филиалов. Сколько у тебя их, кстати?
– Шесть. Все в надежных местах, так просто не доберешься.
– Если очень припечет, этот старикан до подземного царства дойдет! – уверенно сказал Пахомов. – И он не остановится на том, что просто попросится на экскурсию по твоим, как ты их называешь, филиалам. Его цель – разоблачить негодяев и мерзавцев, обворовывающих народ. Кстати, говорят, он имеет что-то лично против тебя!
– Против меня? У меня нет ни друзей, ни врагов среди спятивших пенсионеров!
– Его фамилия Голобродский.
– Что-о? Эта дикая тварь еще жива?
– У тебя же нет ни друзей, ни врагов среди спятивших пенсионеров, – насмешливо сказал Пахомов, – нашелся один?
– Живуч, таракан! – презрительно сказала Тоцкая. – Был у меня в прошлой жизни такой завкадрами. Сам понимаешь, кого берут на такие должности! Не удивлюсь, если он и на КГБ работал. А так – отставной военный с неудовлетворенными амбициями и командным голосом. После того как их со службы выставят, как правило, идут в кадровики или в вахтеры, в зависимости от чина и выслуги. Нравится им командовать, на молодых сотрудников покрикивать и делать вид, будто от них что-то зависит. Мелкий человечишка, без так называемых вредных привычек... Кстати, тут у тебя можно курить? Очень хорошо, а то ты меня как-то выбил из колеи этим своим Голобродским.
Она жадно затянулась и задумалась...
Кто знал, что давнее, казалось бы, прошлое вдруг неожиданно вернется, обернется сегодняшним днем?
Тогда, вскоре после развода, перед ней встала во весь рост просто неподъемная, непосильная задача: добыть денег столько, чтобы хватало на нормальную жизнь, а не впроголодь...
Экспериментальная лаборатория, в которой она работала, успешно трудилась над разными способами получения биологически активных добавок к пище. Получили даже несколько патентов. Сегодня на этом можно озолотиться, а в то время тема была практически никому не нужна. Как говорится, из любви к науке исследованиями занимались. И Настины «грибочки» прокормить ее с сыном не могли.
Ну Олег тогда поддержал, конечно. Он не дал ей почувствовать себя брошенной, никому не нужной женщиной. Однако не только в постель к ней забраться приходил, но и финансово помог здорово. Да и первое дело ей именно он присоветовал – и организовать помог. Сам-то бравый подполковник в те годы списывал со складов, находившихся в его подчинении, старую аппаратуру, содержавшую драгоценные металлы. Была у военных какая-то технология переработки золотых контактов. После извлечения микроскопических крупинок металла оставался насыщенный технологический раствор, содержащий мышьяк и сульфиды. Но кроме того, и остатки растворенного золотишка. Очень мало. Просто в исчезающе-малых дозах. Не умели тогда извлекать его – в канализацию сливали. А в параллельной лаборатории НИИ микробиологии как раз был запатентован метод переработки таких концентратов...
Этот во все сующий длинный нос пенсионер чуть под статью ее тогда не подвел...
– Нашим Голобродским! – поправил ее Пахомов, вытаскивая из ящичка платиновую зажигалку и галантно помогая подруге прикурить: шутка ли, для этого ему даже временно пришлось покинуть удобное кресло, которое он занимал. – Ну и что еще ты можешь сказать об этом типе? Почему все-таки он тебя не любит?
– По-моему, это очевидно. Он очень завидовал всем, кто умеет хоть что-то, как, например, я и мои коллеги. Для него наша научная деятельность была чем-то вроде магии. А то, что я, женщина, добилась таких успехов, да еще и во вполне молодом возрасте...
– Ты и сейчас еще очень молода, – подмигнул ей Пахомов. – Неужели мне посчастливилось – и я познакомился с девочкой-вундеркиндом?
– Вундеркиндами дети остаются до наступления периода сексуального развития, после этого они превращаются в обыкновенных людей. Нет, я была вполне обыкновенной девочкой, и не надо мне делать комплиментов, я не испытываю потребности в повышении собственной самооценки!
– Да я так, просто не смог удержаться. Ну продолжай!
– Вот, собственно, и все. Этот Голобродский придирался ко мне, старался найти хоть малейший повод настучать начальству! Особенно он донимал меня из-за опозданий! Знаешь, у меня тогда собственной машины не было, я добиралась до работы на трамвае, а трамваи иногда опаздывают... Если мне не изменяет память.
– Да, говорят, с ними это случается! – согласился Пахомов.
– И этот Голобродский всякий раз стучал начальству – ты представляешь! Стоило мне опоздать хотя бы на пять минут!
– Ой, ладно, не верю, что это были твои самые страшные преступления? Небось приторговывала
