– Митька, ты уснул? – крикнул Игорь.
– Да встань и пни его! – разозлился Славик. – Долго нам тут еще над его телом обряды совершать?
Игорь послушно подошел к Митьке и легонько толкнул его. Толкнул сильнее. Перевернул на спину, поглядел в глаза и заорал так, что в доме напротив распахнулось окно и суровый женский голос крикнул в темноту:
– По домам бы шли, паскуды, устроили черт знает что! Людям на работу завтра!
– Он тебя что, поцеловал, что ты так орешь? – удивился Славик.
– Ты на него посмотри! – Игорь взял себя в руки и старался говорить тише. – Его парализовало или что похуже!
Славик подошел к Митьке, пощупал пульс.
– Чтой-то мне это не нравится, – шепотом сказал Славик, – поплохел парниша. Вызываем «скорую» и ждем, пока его заберут отсюда? Потом даем показания и завтра опаздываем на работу? Не знаю, как у тебя, а у меня никого не волнуют причины. Живой, мертвый, больной – материал будь добр сдать.
– Да, но не бросать же его? С чего он так вообще? Может, это эпилептический припадок? – пробормотал Игорь.
– Слушай, а что это он у нас принимал? – вдруг встревожился Славик. – Ну-ка дай сюда пачку.
– Таблетки! От головы! Новое поколение, американский аналог. «Джинерики». Неужели Васька, падла, подсунул что-нибудь? – подпрыгнул Игорь.
– Да нет, я слышал, что в одной газете два человека вот так отравились таблетками. Думали – анальгинчику приняли, а там был цианистый калий. Нормально вообще, а?
– Цианистый калий? В таблетках? Ужас какой! Куда смотрит госнаркоконтроль?! – возмутился Игорь.
– Это же не наркотики, дубина! Это яд. Ну-ка дай сюда эту упаковку!
– Не дам! Вещественное доказательство! – Игорь спиной заслонил скамейку, на которой лежало то, что осталось от Митьки. – Ты-то сидел тут, слинять думал, а я за этими таблетками бегал, и Василий меня опознает, так что мне не отвертеться.
– Ну с чего ты взял, что я собираюсь уничтожать эти таблетки? Я тоже, знаешь, и в клубе с вами засветился, и у девок тоже. Так что выплывать будем вместе.
– Или тонуть, – мрачно сказал Игорь.
Славик тем временем выковырял одну таблетку, разломил ее пополам и принюхался.
– Ну? – дернул его Игорь.
– Фу, не знаю, какой цианид, но вонища жуткая. Вызываем «скорую» и милицию или валим отсюда? – совершенно серьезно спросил Славик.
– Как это – валим?
– Ногами!
– А Митька?
– Так, а что теперь Митька? Все Митька. Пусть сам выкручивается, если сможет.
– Ты как хочешь, а я останусь, – твердо сказал Игорь.
– Ну да, конечно! – легко согласился Славик. – Это я тебя проверял. Давай вызывай «скорую», а я – милицию. Как думаешь, кто первым приедет?..
Первой приехала милицейская бригада, дежурившая неподалеку. Пока дожидались «скорую помощь», патрульные уже успели связаться с начальством и выяснить, что в последние несколько дней случаев отравления якобы безобидными лекарствами было уже больше десяти.
– Ну а я что говорил! – восклицал Славик.
– Ну мало ли что ты говорил, – усмехнулся старший по патрулю. – А съездить дать показания все-таки придется.
– Так ночь! Метро уже закрывается! – сказал Игорь.
– А вы не волнуйтесь. Когда мы вас отпустим – оно уже откроется! – захохотали остальные.
Турецкий провел бессонную ночь. Как теперь шутят, «читал пейджер – много думал». Он все пытался выстроить схему преступления, но какая-то ниточка уплывала от его внимания.
Светлана Перова сообщила, что и очевидцы дерзкого преступления «в прямом эфире», и свидетельницы из Пироговской больницы, где был убит Рафальский, и подростки, спасшие жизнь Силкину, чуть не погибшему под колесами локомотива, – все и безоговорочно опознали Виктора Корневича.
Турецкий изучил протоколы опознания. Тележурналист Екатерина Андрюшина видела преступника лучше всех, потому что находилась рядом с Голобродским. Она наконец-то перестала выпендриваться и показала, что подозреваемый стоял позади пенсионера с телекамерой в руках, еще тогда ее удивило, что он снимает происходящее, держа главного героя спиной к камере. А потом, когда старик начал падать, подозреваемый отпрянул от него и практически тут же скрылся. Катин оператор Корневича опознать отказался: тот прикрывался камерой, а внимание оператора было сосредоточено на Голобродском. Однако операторы и журналисты других каналов опознали Корневича безо всяких заминок, точно так же, как медсестра из Пироговки и подростки со станции Матвеевской.
Который раз Александр Борисович подивился наглости убийцы: столько журналистов, фотографов, телекамер, а Корневич будто и не боялся засветиться. И ведь действительно не засветился – нет ни одного четкого снимка, ни одного кадра с места убийства, где его можно было бы разглядеть.
Сейчас Корневич задержан, а Слава Грязнов вместе с Анатолием Пиявкиным тоже будто поселились на двое суток в СИЗО Матросской Тишины. Идет допрос за допросом. Если Корневич не расколется, то и опознание не явится таким уж аргументом для суда. Тут даже приметный шрам на щеке сыграет ему на руку, потому что и свидетели, опознавшие его, признаются, что запомнили в основном этот шрам – по нему и узнали. Умелый адвокат повернет этот факт в пользу своего подзащитного – наверняка.
Беспокоило также Александра Борисовича и орудие убийства: экспертиза показывала, что смертельный удар был нанесен тонким отточенным оружием, но точно назвать предмет эксперт не решался. Срок задержания Корневича истекал.
Накануне Турецкий на основании свидетельских показаний обратился в Тверской суд Москвы за постановлением об избрании в качестве меры пресечения Корневичу содержание под стражей. К утру, так и не уснув, Александр Борисович решительно отправился в Матросскую Тишину, чтобы собственноручно предъявить подозреваемому постановление на арест.
Он довольно быстро добрался по пустынным утренним улицам Москвы к следственному изолятору.
В ожидании задержанного ранний гость попросил дежурного сделать ему чайку, и только тут почувствовал, как на него наваливается сон. Усмехнулся даже тому, что все так не вовремя.
Ввели Корневича.
– Здравствуйте, я старший помощник Генерального прокурора России Турецкий Александр Борисович, – представился следователь. – Ознакомьтесь, пожалуйста, гражданин Корневич, это постановление на ваш арест! Вам предъявляется обвинение по статье сто пятой Уголовного кодекса. Часть вторая. Инкриминируются пункты: а – убийство двух или более лиц, в – лица, заведомо находящегося в беспомощном состоянии, з – совершенное по найму...
Что такое война, капитан Владимир Корневич знал не понаслышке, он принимал участие в двух чеченских кампаниях. И сколько бы ни изощрялись российские СМИ в корректных названиях «вооруженного конфликта», Корневич знал точно – он был на войне, что позволяло ему с некоторым снобизмом относиться к своим теперешним сослуживцам. Даже те, кто был старше его по званию, не заслуживали уважения по одной простой причине: им не довелось «понюхать пороха».
Владимир своими военными подвигами гордился и не скрывал, что во второй раз он вызвался пойти в Чечню добровольцем, чем очень удивил коллег. В военные части и в отделения МВД, как правило, спускались разнарядки: столько-то человек должны поступить в распоряжение действующей армии. Иногда выбор делался руководством, а иногда кидали жребий, от которого освобождались семейные военнослужащие и те, кому уже привелось повоевать.
Первый раз в Чечню Корневич попал именно согласно жеребьевке, но, уже будучи в Урус-Мартане, написал заявление с просьбой продлить срок его контракта. Когда же он вернулся домой – это был совсем другой человек. Война полностью изменила его представления о жизни.
Понятия о том, что такое хорошо и что такое плохо, общепринятые правила, мораль и все такое прочее, что ценилось в прошлом, осталось за бортом. Оказалось, что война – это и есть сама жизнь, когда все
