В тот день у Турецкого помимо еще двух допросов проходящих по делу фигурантов маячило совещание со следственной группой: Костя Меркулов, сразу после того как увели Василия, успел «обрадовать» Сашу сообщением о том, что с сегодняшнего дня к ним присоединится представитель ФСБ. С данным фактом Александра Борисовича слегка примирило лишь то, что упомянутым представителем оказался старый знакомый Михаил Анисимов.[1]
...– Не прошло и полгода... – буркнул он, выслушав новость и с неудовольствием покосился на своего шефа, демократично заявившегося к нему в кабинет, дабы сообщить новость. – Впрочем, ладно... Мужик он вроде бы неплохой, во всяком случае, в прошлый раз все было тип-топ...
Константин Дмитриевич кивнул и благоразумно ретировался, не дожидаясь остальных Саниных комментариев. Благо у Турецкого на столе очень, по мнению Меркулова, вовремя разразился трелью городской телефон.
Поглощенный собственными мыслями, Александр Борисович поднял трубку, хмуро бросив в нее некое неопределенное междометие – нечто среднее между «Да!» и «Алло!». И, вопреки обыкновению, едва ли не целую минуту не мог сообразить, чего именно хочет от него объявившийся по ту сторону провода племянник Вячеслава Ивановича – Денис Грязнов, владелец ЧОПа «Глория».
– Дядь Сань, – повторил тот, обнаружив, что в телефонной трубке царит прочное молчание, – ты меня слышишь или мне перезвонить?
– Слышу... А при чем тут Сурина и какая-то сиделка?..
– Та-ак... – протянул Денис. – Слушай, дядь Сань, а ты того... здоров?
– Черт знает что! – взорвался и без того взвинченный Турецкий. – Если ты звонишь, исключительно чтобы поинтересоваться моим здоровьем... Наверное, да, здоров, если выдерживаю по сто допросов, сто очных ставок и столько же совещаний за день, как думаешь?
– Слушай... – растерялся Грязнов-младший, – я всего лишь хотел сказать, что Щербак нужен мне позарез, тем более что нанимался он к этой Суриной в качестве охранника, а никак не сиделки...
– Какой еще сиделки? – заинтересовался наконец Саша.
Денис Андреевич шумно вздохнул в трубку и заговорил наконец более внятно, предварительно поинтересовавшись, не могли бы Турецкий с его дядюшкой, до которого он не может дозвониться второй день, предоставить Ларисе Сергеевне Суриной кого-нибудь из своих оперов в качестве охранника вместо Коли Щербакова.
– А с чего ты взял, что ей нужна охрана? – удивился Саша. – Я ее, правда, уже недели две не видел, с ней теперь в основном Трускин общается... Да что случилось-то?
Как выяснилось, случилось то, что Щербак позвонил накануне Денису и заявил, что намерен продлить контракт с Ларисой Сергеевной еще на месяц, а если шеф против, пусть предоставляет ему, Николаю, очередной отпуск, поскольку оставить клиентку в таком состоянии он не может...
– И в каком же она состоянии? – хмыкнул Александр Борисович.
– Насколько я понял, ваша вдовушка вся исстрадалась, а мой Колька ни с того ни с сего вообразил, что в его обязанности входят функции утешителя. Похоже, парень спятил!.. Дядь Сань, поговори с ним, а? Ну скажи, что по определенным причинам намерен приставить к ней своего человека, вполне официально! Щербак мне позарез нужен, тут такое дело – новый клиент, у которого...
Денис оборвал себя сам на полуслове, изумленный долетевшими из трубки звуками: Александр Борисович Турецкий смеялся. Можно даже сказать, не смеялся, а ржал самым неприличным образом.
– Ну, знаешь... – обиженно пробормотал Грязнов-младший.
– Слушай, – все еще хохоча, перебил его Саня, – ты вообще-то эту вдовушку видел?
– Ну нет... А что?
– А то!.. Она настоящая красотка, а судя по твоим словам, Щербак наш попался... Втюрился, одним словом!..
– Только этого мне не хватало! – простонал Денис. – Если ты прав...
– Я прав! – заверил его Александр Борисович. – Я тебе больше скажу: поскольку практически все имущество и капиталы покойного Сурина подлежат конфискации, Ларисе Сергеевне, во-первых, наследовать будет практически нечего, разве что, если не ошибаюсь, городскую квартиру супруг успел на нее записать в самом начале... Да и то, пока вопрос решится, думаю годик, а то и больше пройдет... Есть у нее, правда, свой счет, но по сравнению с тем, что могла бы получить, это ерунда!
– Ну и при чем тут мой дурак Колька?
– Соображай, поскольку Лариса Сергеевна де-факто не является больше миллионершей, она и Щербак становятся ровней... Ну почти ровней, во всяком случае, шансы у него есть... Насколько знаю Николая, приударять за миллионершей ему не позволили бы принципы, а вот за просто не бедной, да еще беззащитной, да еще такой красавицей, как Сурина...
– Все-все! – мрачно буркнул Денис. – Я тебя понял! Если ты прав...
– Я прав! – вновь заверил его Турецкий – и не ошибся...
В тот момент, когда Александр Борисович положил трубку и со вздохом вернулся к прерванному занятию, состоявшему в просмотре целой пачки документов, которыми дело Сурина обрастало со скоростью снежного кома, летящего с горы, Коля Щербаков находился за рулем единственного транспортного средства, находившегося сейчас в распоряжении Ларисы – собственной щербаковской «девятки». Сама она, заметно похудевшая и побледневшая, а оттого казавшаяся ему и вовсе трогательно- беззащитной, сидела рядом, на переднем пассажирском сиденье.
– Ну и? – мягко поинтересовался Щербак, ласково глянув на примолкшую Ларису.
– Да, сейчас... – вздохнула она. – Слушай, здесь, по-моему, направо, если верить карте...
– Направо нельзя, знак висит... Ничего, проедем вперед и развернемся... Так что твоя мама?
– Моя мама – сущий ребенок! – Лариса слабо улыбнулась. – Разобраться в словесном потоке, которым она фонтанирует, можно, только имея многолетний опыт общения с ней... Словом, единственное, что мамулю сейчас занимает, – ее собственный героизм, представляешь?.. Уверяет, что ей якобы даже грамоту какую-то от МВД прислали... Так что она мне точно не помощница, вызывать ее сюда нет смысла, – разумеется, если мне не понадобится лишняя головная боль... Коля, по-моему, это здесь!..
«Девятка» как раз въезжала сквозь арку в просторный двор, образованный четырьмя домами сталинской постройки.
– Конечно, здесь, – кивнул Щербак. – Думаю, нам нужен средний дом, во-он тот подъезд... Что касается нашего разговора... Пока все это тянется, я буду с тобой, бог с ней, с твоей мамой... А дальше – дальше, как скажешь...
– Я уже сказала, по-моему, вчера... – Лариса едва заметно покраснела и, прежде чем выйти из машины, которую Щербак успел припарковать, слегка прижалась виском к его плечу... Она, вероятно, не решилась бы, спроси ее кто-нибудь об этом, сказать, что влюблена в этого внезапно появившегося в ее жизни человека. Но за прошедшие недели Лариса Сергеевна Сурина в какой-то момент, которого поначалу и вовсе не заметила, именно благодаря ему, постоянно находившемуся рядом, впервые за много лет рассталась с мучительным чувством тревоги и страха... Никогда прежде в ее жизни не было мужчины, от которого исходила бы такая надежность, такое спокойствие даже в те минуты, когда он просто молча находился в соседней комнате.
И однажды в очередную свою бессонную ночь, осознав это, Лариса выскользнула из своей спальни и, встретившись со спокойно-вопросительным взглядом Николая, спавшего вообще неизвестно когда, дрожащим от собственной решимости голосом произнесла:
– Я хочу, чтобы вы... Чтобы ты был со мной, не здесь, а там...
И отступила в глубь спальни. И он ее понял, потому что поднялся из кресла, сидя в котором смотрел какую-то ночную передачу по маленькому, плоскому, как почтовая открытка телевизору, и покорно шагнул к Ларисе.
Упавший с его колен телевизор, по экрану которого тут же пошла рябь, так и остался лежать на полу – вместе с выскользнувшими из ушей Щербака наушниками. И пролежал там до самого утра...
– ...Да, это я, Лариса, вам звонила. – Лариса Сергеевна, сказавшая заранее заготовленную фразу в домофон, взволнованно глянула на Николая, который ободряюще кивнул.
Хозяйка квартиры, куда они направлялись, ничего не ответила, но спустя секунду раздался характерный свистящий звук: дверь им открыли.
