нормальные пацаны…» — «Видите, Андрей, как действуют на юные души всякие показушные иностранные слова и употребление эзотерической терминологии. Молодой человек чувствует себя посвященным своим гуру в Великие тайны и в обмен на это посвящение готов даже отправить на гражданскую казнь своих товарищей. А вы, — сказал я «обвиняемым», — за то, что я не сдал вас, будете работать». — «Спасибо, Эдуард Вениаминович», — сказали они. «Возьмите списки всего личного состава московского отделения, разделите между собой и вызовите всех назавтра, начиная с утра. Я хочу со всеми отдельно побеседовать». — «А этих, временно приостановивших своё членство?» — «Этих не надо».
На следующий день я потребовал от каждого нацбола клятвы на верность мне лично. Я сказал, что Дугин поставил свои интересы выше интересов партии, и что с ним ушли некоторые партийцы. Список верных мне рос. 3, 16, 26, 29… 54. В «Интернете» Дугин хвастался, что с ним ушло всё московское отделение. По нашим подсчётам с ним ушли 12 или чуть более человек.
Через неделю появились возвращенцы. Пришёл Сергей Ермаков, попросил должность и получил её. Вернулась Таня Тарасова. Вернулся Игорь Минин. Потом Сева.
Уводя ребят, Дугин не знал, что с ними делать, страсть разрушения владела им. Вначале планы у них были великие. Они стали обзванивать наши региональные отделения, пытаясь уговорить их переметнуться. Но лидеры регионалок все годами общались со мной и, естественно, сразу звонили мне. Я успокаивал их. Когда я узнал, что лидером будущей партийной организации Дугина назначен Цветков, я успокоился. В прошлом я давал ему поручения и поэтому знал, что Алексей полностью непригоден к организационной работе.
Вначале вкладка величиной в одну полосу в газете «Завтра» называлась «Национал-большевистское вторжение». Через несколько месяцев Дугин снял «национал-большевистское» и поставил «евразийское». Это было косвенным признанием поражения в борьбе за партию.
Обосновался Дугин вблизи Ново-Девичьего монастыря в библиотеке. Предварительно сделав там евроремонт. (Деньги, говорят, ему дали в «Русском золоте». А в «Русское золото» он попал с моей подачи. Приятель попросил меня дать пресс-секретаря — человека, умеющего работать с прессой. Я порекомендовал Цветкова. Цветков, получив контракт, передал его Дугину.)
Впоследствии Дугин разогнал их всех, кроме Коровина и Бутрима. Макса Суркова он выгнал за то, что тот был обильно татуирован. Он выгнал красно-коричневого сиониста, раболепно глядевшего Дугину в рот. Последним Дугин выгнал Цветкова. Возможно, из человеконенавистничества.
Что крылось за пустяковыми придирками к не самым плохим национал-большевикам? Думаю, Дугин понимал, что эпоха сменилась. Страна насытилась знаниями о фашизме. Магазин «Библио-Глобус» весь пестрел богато иллюстрированными альбомами о Гитлере, Геббельсе и Третьем рейхе. Можно было пойти и купить то, что Дугин добывал с трудом и отпускал по каплям, необходимость в культуртрегерской деятельности отпала. Должность гуру была не нужна. «Кирилл и Мефодий фашизма» вскоре должен был остаться не у дел в партии. Одновременно Дугин уже успел переквалифицироваться в верховного жреца геополитики. Безо всякой иронии считаю, что он — самый блестящий истолкователь геополитики, какой возможен в России. И геополитика ему подходит, поскольку это необязательная сказка о том, как должен вести себя мир. А Дугин ведь сказочник. Был ещё один аспект в расколе НБП, вряд ли сам Дугин его понимал: в 1998 году завершалось в общих чертах становление Национал-большевистской партии. Нет, партстроительство не завершилось, оно продолжается. Однако партия свершилась. Она была. Политическая партия не есть кружок интеллектуалов и подчиняется другим законам, нежели кружок интеллектуалов. В партии со сложившейся идеологией на первый план выходят
Так что я переживал две беды сразу. Потерю Лизы и Дугина. Мне нелегко было с дистанцией в 14 дней потерять любимую, во всяком случае очень и очень нравившуюся мне женщину, и друга, единомышленника, сооснователя партии, блестящего человека (что бы он там обо мне ни говорил плохого, даже сейчас, когда я в тюрьме, он на своём сайте в Интернете распространяет обо мне мерзости.)
Однако весной 1998 года была у меня и радость. 3 марта мы увидели на экранах телевизоров свои родные флаги НБП, развевавшиеся над головами молодёжи в городе Риге. Накануне русскоязычные пенсионеры, собравшиеся на акцию протеста, были безжалостно разбросаны латвийским ОМОНом. Загадка флагов НБП немедленно разрешилась. Оказалось, Костя Михайлюк и парень по фамилии Быков создали в Риге ячейку НБП. Они связались с нами. Утром 5 марта — вместе с союзниками, людьми Анпилова и Терехова, — мы вышли на несанкционированный митинг перед латвийским посольством. Тогда-то и родились лозунги: «Наши МИГи сядут в Риге!» и «За наших стариков — уши отрежем!». И в тот же день по сговору с нами наше новорожденное рижское отделение пикетировало Дом правительства Латвии, а питерские штурмовики Гребнева атаковали посольство Латвии в Санкт-Петербурге. В дальнейшем развитие НБП в Латвии превзошло все наши ожидания. И к нашей доброй зависти латвийские СМИ уделяли им тонны внимания. В короткий срок рижским нацболам удалось поставить балтийскую республику на уши.
Нам здесь тоже кое-что удалось. Призвав 5 марта в резолюции митинга у стен латвийского посольства к бойкоту латвийских товаров, разбив о посольство банки с латвийской сметаной и яйца, мы на следующий день отправились в сопровождении камеры ТВ-6 по магазинам, где перед телекамерой призывали хозяев магазинов, продавцов и покупателей к бойкоту. К нашему удивлению и радости, в конце марта у латвийского посольства побывал мэр Лужков и подхватил нашу инициативу: призывал московские власти к бойкоту латвийских товаров. За ним последовал губернатор Приморья Ноздратенко, а чуть позже ещё десяток вельмож. Нам удалось сдвинуть Россию хоть чуть-чуть.
глава XIV. Первый и второй Всероссийские съезды НБП
20 июня — в этот день над Москвой пронесся ураган — в мою жизнь вошла крошечная Настя. Сразу было понятно, что два таких отморозка обречены жить вместе. Мы влюбились друг в друга: чёрт с младенцем.
Тем временем мы с Андреем Фёдоровым и активистами партии срочно доформировывали региональные организации и готовили Первый всероссийский съезд. Из шестидесяти с лишним организаций мы оставили для верности 51 и занялись оформлением документов, их пересылкой, подготовкой документов для сдачи в Министерство юстиции для регистрации. Существовал план: провести съезд 1–2 октября, сдать документы в последующие несколько дней, ответ должен был поступить в течение месяца, дабы быть зарегистрированными до 18 декабря 1998 года. Ровно за год до выборов 19 декабря 1999 года, как того требовал закон о выборах.
Времени у нас было впритык, но верно и то, что именно в 1998 году, в год раскола в московской организации, партия пережила беспрецедентный рост в регионах. Более чем на треть выросло количество региональных организаций, а членский состав удвоился. Мы обнаружили, что имеем организации партии более чем в 50 субъектах Федерации и что нас свыше 7 тысяч человек. СМИ по-прежнему с удовольствием демонстрировали населению балетных фашистов РНЕ, уделяя нам изредка насмешливое внимание. Между тем наша современная идеология победоносно захватывала по крайней мере областные города России один за другим. И были захвачены несколько десятков городов меньшего значения, посёлки и деревни. Этого роста не случилось раньше по одной простой причине. Именно к этому моменту мы сумели хорошо вспахать и засеять Россию нашими идеями при помощи исключительно «Лимонки» — нашей десятитысячного тиража малышки. Раньше этого насыщения пропагандой не произошло. Официальные СМИ, в частности телевидение, демонстрировали нас мало и скупо, я же говорю, они работали пресс-агентами для РНЕ. Баркашов не отказывался от роли «фашистской угрозы», которую ему навязало общество, и с
