Димитрий), но меня окликнул человек, которого я знал в лицо.
— Мишка! Что ты тут делаешь?
— Мы ждем тебя! — сказал носатый и коротконогий Мишка в шортах.
«Мы» — относилось к коренастенькому, худому, нездорового вида человечку рядом с ним.
— Это вы Валерий? — спросил я нездорового. За спиною дышал Ральф.
— Да, это я, — признался он. — Что случилось? Тебя замели?
— Ой, да! И по вине ваших друзей. На хуй было грузить в чемодан говно в упаковках. Теперь сами и расхлебывайте. Придется платить пошлину.
— Это он! — сказал я Ральфу. — Человек, которому я вез чемодан.
— Тебе придется заплатить за приятеля, парень! — сказал Ральф. Мне показалось, что в голосе его прозвучало удовлетворение. Может быть тем, что я не соврал и владелец блядского чемодана отыскался. — Хочешь зайти с нами и заплатить? — спросил он.
— Да, — пробормотал нездоровый Валерий и стал протискиваться между заграждениями.
Когда мы вернулись в камеру пыток, там уже находились Мэтью и небольшого роста лысый персонаж, похожий на директора почты. У меня не было никаких оснований окрестить его так, я никогда в моей жизни не видел ни единого директора почты, но сомнений у меня не было тоже. Почтовый директор сидел на краю стола, там же, где до этого сидел Ральф. «Почему они все время стараются пристроить куда-нибудь свои жопы?» — подумал я. Директор напоминал мускулистый кусок мяса, в то время как Ральф и Мэтью напоминали пухлые и бесформенные куски.
— Босс! — сказал Мэтью, перелистывая асфальтовыми пальцами мою рукопись, — манускрипты ведь облагаются пошлиной? — В голосе его прозвучала надежда.
— Нет, — сказал босс. — Манускрипт — его собственность.
Бедный негр Мэтью. Он захлопнул мою папку и растерянно отодвинул ее. В руках у босса, как карты, были зажаты моя грин-кард и реэнтри пермит. Он несколько раз взглянул в мои документы, потом на меня.
— Почему вы не декларировали вещи, которые везете?
— Я не знал, что именно находится в чемодане. Я был уверен, что внутри личные вещи человека, который переезжал из Парижа в Нью-Йорк и не смог захватить все вещи в один раз. Вот человек, которому принадлежит чемодан! — я выпустил вперед Валерия.
— Ваши вещи? — спросил мускулистый босс.
— Да, это мой чемодан, — хмуро признался Валерий.
— Зачем же вы подводите приятеля?
Мускулистый соскочил со стола. В этот момент я перестал их слушать. Я обратил все свое внимание на старую суку Мэтью, который начал медленно, одну за другой, описывать тряпки, занося их в лист.
— Платье женское, декольтированное, зеленое, с этикеткой «Параферналия». Цена во французских франках: 800.
— Эй, моя жена купила платье на сейлс за 620! На этикетке стоит старая цена, но она зачеркнута, — вмешался возмущенный Валерий.
Он не хотел платить дяде Сэму лишние доллары. Мэтью же, ревностно защищающий интересы дяди Сэма, возопил:
— Покажи где! Где стоит цифра 620? Я вижу только цифру 800!
— Что это? — босс указал на лежащие на столе, на котором Мэтью составлял свой донос, мои книги.
— Его книги, — радостно оторвался Мэтью от тяжелой работы каллиграфа. — Вот! Вот, полюбуйся, босс! — Он, торопясь, нашарил немецкое издание. — Видишь, «Фак оф, Америка!» Он не любит нашу страну!
Босс, держа книгу далеко от себя, поглядел на обложку и покачал головой.
— Немыслимо… — пробормотал он. — Книга с таким названием…
— Титул придуман немецким издателем, — оправдался я перед боссом.
— Он утверждает, что эта же книга выйдет в Нью-Йорке по-английски, — подал реплику Ральф.
— Черт знает что происходит в мире… — начал босс. — Такие вот типы… Почему ему выдали грин- кард, почему позволяют таким… — Он задохнулся и не окончил фразы.
— Вот-вот, босс! — Обрадованный, Мэтью вскочил и вышел из-за стола. — Полюбуйтесь на этого типа! Посмотрите! Белые туфли, белый пиджак… дизайнеровский, не какой-нибудь, брюки-хаки — последняя мода… — Вдруг, наклонившись, Мэтью схватил меня за брючину у колена и помял материал в горсти, как это делали русские крестьянки, покупая материю метрами. — Дизайнеровские!
— Ты спятил, мужик! — сказал я, пытаясь остаться спокойным в этой новой волне классовой ненависти и американского патриотизма, обрушившейся на меня, — брюки куплены мной в армейском тсрифшопе в Монтерее, Калифорния. Аэрфорс брюки. Доллар и 25 центов.
— А вот — токсидо! — выхватил Мэтью мой смокинг из кучи на другом столе. — И этикетка спорота, босс, заметьте! В токсидо он разгуливает по миру… Живет в Париже, живет в Нью-Йорке, ты заметил его нью-йоркский адрес, босс? Он живет в самом дорогом районе Манхэттана!
— Эй! — сказал я, — хватит, что ты несешь? Документ выдан мне два года назад. Я тогда работал слугой в доме мультимиллионера и жил там же, отсюда такой распрекрасный адрес! — Я решил выдать им порцию моей демагогии. — Я работаю всю мою жизнь! — закричал я. — Начал в шестнадцать лет! Был строителем и грузчиком, литейщиком, уборщиком и официантом. Лишь два года назад я стал профессиональным писателем. Двадцать лет был я чернорабочим! Понял? И быть слугой, чистить миллионеру ботинки — потяжелее работа, чем копаться в чужих чемоданах и унижать людей только на том основании, что они пишут книги!
— Ладно… кончайте ваш треп! — хмуро сказал босс, обращаясь ни к кому в частности. — Допиши лист, — сказал он Мэтью.
— На чье имя составлять лист? — спросил Мэтью.
— На него, — кивнул в мою сторону босс и вышел.
Еще час понадобился Мэтью, чтобы дописать. Оказалось, что у Валерия нет 326 долларов, которые необходимо было заплатить. Есть только двести. Злодеи не принимали чек, только живые деньги. Чтобы вырваться наконец из ебаной камеры, я согласился доплатить 126 долларов, которые Валерий обещал мне отдать сегодня же вечером. Ральф опять вывел меня под конвоем в зал, где помещался банк. Я сунул в щель пуленепробиваемого стекла свои две тысячи франков.
— Почему он такой бастард, твой напарник, а, Ральф?
— Ю ноу, он же черный… Черным быть нелегко…
— Бля! — сказал я. — Я — русский. Быть русским — тоже нелегко.
— Ха-га-гагах! — заржал Ральф.
— Плюс, — сказал я, — за шесть лет жизни в Штатах я встретил немало черных. Я работал с черными, я жил с ними в single room occupation отелях (я не сказал ему, что я еще делал с черными, я думаю, Ральф не вынес бы этого удара), но такого бастарда, как Мэтью, я встречаю впервые!
— Э, что ты хочешь, — сказал Ральф, — они, как и мы, белые. Бывают хорошие ребята, бывают — говно. Мэтью — неплохой парень, но у него проблемы… Год назад посадили его старшего сына за вооруженное ограбление… Ему нелегко…
— Разумеется, — сказал я, — ему нелегко. Он, разумеется, вырос в гетто, его папа был алкоголик и бил его, а мама стирала белье белым… Я знаю эти истории… И я не родился во дворце. Если у него хуевые дела, то ответственен он сам. Причем тут я? Почему он вымещает на мне свои несчастья? Мне что ли легко? Да я… — и я опять сообщил Ральфу, что я работал чернорабочим двадцать лет…
Ральф закивал головой.
— Я понимаю. Муж моей старшей дочери тоже написал книгу.
Я подписался под документом Мэтью. Я сказал: «Гуд бай» Ральфу и даже пожал ему руку. Старый мешок Мэтью, прищурив один глаз, прошел мимо меня в зал, насвистывая. Уходя с Валерием, я обернулся в дверях и увидел, как, держа в руке развернутый бумажник с бляхой, он направляется к новой, ничего не подозревающей жертве.
Эдуард Лимонов
