– Да! – крикнул Грязнов.
– Денис, это я... – всхлипнула Ира. – Меня тут держат в заложниках... Им что-то от тебя нужно, я сама не пойму что... Ты меня слышишь?
Денис резко махнул рукой, и Макс, взглянув на определитель номера, немедленно подключил сканер: звонили по сотовому, который АОНу был не по зубам.
– Конечно, слышит, – послышался в трубке чей-то голос. – Все, иди на место... Ну что, ментовский племяш – мент, все понял?
– Чего вы хотите? – спросил Денис придушенным голосом. Он чувствовал, как вспотел лоб и где-то между лопаток прошла дрожь.
– Чтоб ты язык в жопу засунул. Сиди тихо и не возникай. Ничего ты не видел, ничего не слышал. А если уже настучал, пеняй на себя! А она ничего, московская куколка! Девка спелая, самый сок. Мне моих пацанов удерживать все труднее... – хохотнул тот же голос. – Думают, для себя берегу.
– А ты знаешь, что будет, если не сбережешь? – тяжело сказал Денис.
– Землю рыть будете. Только мне это до фонаря... Значит, без фокусов, ага? Тебе перезвонят.
– Когда? – крикнул Грязнов, но на другом конце уже отключились.
Денис посмотрел на часы.
– Говорили ровно столько, сколько нужно, чтобы их не засекли, – констатировал он и по другому телефону позвонил на Петровку.
– Точный номер узнать не успели, – сообщил дежурный. – Только три первые цифры: один, пять, четыре. Район метро «Войковская»... Вам это говорит о чем-нибудь?
– Пока нет... А голос?
– Проводится его идентификация, – ответил дежурный. – Ищем...
– Они сказали про Иру – московская куколка, – сморщил лоб Денис. – Они из провинции?
Ира сидела, согнувшись, в тесной комнатке с окнами, завешенными наполовину сорванными шторами.
С самого начала, с первых минут, как сюда попала, она испуганно старалась натянуть юбку на свои ободранные коленки, что только еще больше привлекало внимание тех, кто ее охранял. Обострившимся чутьем она понимала: чем более беспомощной она будет им казаться, тем больше их это будет возбуждать.
И она перестала прятать коленки, даже закинула ногу на ногу, так что охранники начали привыкать к ее наполовину обнаженным ногам, стали меньше ее разглядывать.
Впрочем, голодными они не были – во всех отношениях. Время от времени из соседней комнаты, особенно по ночам, доносились женский смех и пьяные голоса, потом там немыслимо скрипел диван и кто-то заученно стонал.
Сначала она зажимала уши руками, но потом сообразила, что это опять же лишь привлекает к ее персоне повышенное внимание.
У своих стражей Ира просила только попить, покурить, помыть руки и выпустить ее в туалет. Последнее ставило охранников в тупик, поскольку они не хотели, чтобы Иру увидели посетительницы, без конца туда бегавшие. И они просили девочку потерпеть. Не приказывали, нет, просили... А один из них, Антон – так его называли кореша, – тот самый неестественно бледный, который обманом завлек ее в милицейский «Москвич», даже краснел, когда она к нему обращалась.
Сегодня, когда Антон снова «заступил на пост», а его напарник отлучился в соседнюю комнату, чтобы провести там время с очередной девицей, Ира под аккомпанемент музыки и смеха из соседней комнаты завела с ним разговор:
– Слушай, Антон, ты же не такой, как остальные. Скажи: зачем вы меня тут держите? Насиловать не собираетесь, я уже поняла, тогда что? Выкуп? У мамы нет таких денег, двоюродный брат – простой служащий, понимаешь? А двоюродный дядя хоть и генерал, но – седьмая вода на киселе. Они все получают копейки. Ну что молчишь?
Антон вздохнул, отведя глаза в сторону. Он, как всегда, был очень бледен. А сейчас, в тени лампы, был и вовсе похож на мертвеца.
– Ну почему я не такой? – сказал он через некоторое время. – Я бандитом стал, чтоб зарабатывать, семью кормить. Выполняю заказы.
– Это какие? – Она сделала вид, что не поняла.
– Будто не знаешь... Про это по телевизору все время показывают. Ну, когда надо кого-то замочить. Допустим, кто-то задолжал банкиру сто тысяч. А отдавать неохота. И тогда эти, которые должны, считают: мы должны сто штук, а бандитам достаточно дать двадцать. Ну и идут к нам...
– И ты убивал? – с расширенными от ужаса глазами спросила Ира.
– Это сначала не по себе... Потом ничего. Как вспомнишь, что эти сволочи и их шестерки жируют за наш счет... Мать все наши деньги вложила в банк, по телевизору большие проценты обещали. И все, с концами. А нас у матери двое. Отец безработный. Недавно напился и чуть не повесился. Я его из петли вытащил. Он уже не человек... И потому я в семье старшим остался, отцовское донашивал. Сестренке мать свои вещи перешивала. По ночам мы на станцию ходили. Уголь воровали или еще что... Вот соседка и сказала матери: пусть твой Антоха к бандитам запишется в охранное агентство. Мой Сережка им шепнет в случае чего... Он у тебя в пехоте служил, стрелять еще не разучился. И деньги будет домой приносить.
– И ты пошел?
– Ну. Матери в первый раз принес две штуки баксов, а она никогда доллары не видела. Ночь не спала, все не знала, куда спрятать. Уголь воровать больше не ходили. Сестренке куртку на зиму и сапоги купили. Ей понравилось, просит, чтобы я ее тоже научил стрелять. Школу, говорю, сперва закончи. А я еще на твои отметки посмотрю.
– С двойками в банду не берут? – засмеялась Ира.
– Не в этом дело. Безграмотному везде плохо. Что на заводе, что в банде. Мать эти баксы припрятывает. Я машину хотел купить, видак, а она боится соседям показать, что у нас деньги завелись... Вот когда женишься, говорит, будет тебе на свадьбу.
– Думаешь, пришла тебе пора жениться? – спросила Ира с иронией.
Он кивнул с серьезным видом. Похоже, он не умел либо разучился улыбаться.
– Поэтому и не хочешь к ним присоединяться? – Она показала на стену, за которой разгул приближался к своему пику.
– Мне такие девушки не нравятся, – сказал Антон.
– А какие?
– Такие, как ты, – признался он.
– Я еще учусь, – тихо сказала она.
– Я бы подождал, – вздохнул Антон. – И сразу ушел бы из банды.
– Может, меня для тебя похитили, в качестве невесты? – хмыкнула она.
Он промолчал.
– Девушка у тебя была? – спросила Ира.
Он помедлил немного, потом покачал головой.
– А ты меня отпустишь? – сказала Ира. – Ну пожалуйста, Антоша... И я стану твоей девушкой. Если захочешь. – И погладила его по руке, отчего он побледнел еще больше, став окончательно похожим на труп, как если бы все, кого он убил, переселились в него.
– Нет, – отрезал он. – Это ты нарочно, чтобы освободиться. А на мне еще мать с отцом и сестра. Мы с тобой сбежим, а их убьют.
Некоторое время они сидели молча.
– Ты после школы работал?
– Да, на «Редкоземе». Отец и дед там всю жизнь. Потом сократили всех, которые только пришли. Оставили тех, кто до пенсии дорабатывал.
– Расскажи, как ты убил первого? – попросила Ира.
– Ну как... Обыкновенно. Я думал, как-то по-другому будет, как в кино. Я его в подъезде ждал. Нож в кармане. Мороз был под пятьдесят градусов. Люди мимо проходили, а я у батареи стоял, все думали – зашел погреться. Там кроме меня еще двое бомжей грелось. У нас многие в чужих подъездах отогреваются, когда
