суда уже никаких вопросов не было. Правильно, Слава, говорят: на всякого мудреца довольно простоты. Собачку-то она у Ветлугиной загодя попросила, для отвода глаз. Значит, убийство замышляла.
– М-да. Вот тебе и цаца холеная, – покачал головой Грязнов. – Казалось бы, чего этой сучке недоставало. Живет в Москве, работа – любому на зависть, отличная квартира, машина, то, се. Живи и радуйся. Нет же, мало ей денег, еще нужно украсть. Вот ведь ненасытная душонка. И что в итоге?
– Вся беда в том, что таких много. Нашла же она соратников – не в криминальной среде, не среди уголовников, побывавших на зоне. Нет – среди своих же финансистов. Интеллигентной на вид публики, людей с высшим образованием. Ну ладно Василий Загорских, которого я сегодня допрашивал. Дубина стоеросовая, хотя и с дипломом о верхнем образовании. Но эти-то – всякие альбицкие да коростылевы. Ведь выросли в Москве, в центре. И на скрипках-то их в детстве играть учили, и в Третьяковку по выходным водили, и природу любить приучали. Разбуди их среди ночи – любое стихотворение Блока или Пастернака наизусть прочитают. И что имеется в итоге?
– Возможно, это самое страшное обстоятельство в деле.
– Наверное. Вдобавок у них появились такие же защитники. Уже поступают коллективные письма. Звонят какие-то депутаты, просят учесть особое положение то одного, то другого. Больше того – я узнал, что наши готовы внести в Нью-Йорке за Коростылева залог в полмиллиона долларов, чтобы ему изменили меру пресечения, выпустили из-под стражи.
От удивления Грязнов вытаращил глаза:
– На какие деньги хотят вызволять этого жулика?!
– Я скоро поеду в Министерство иностранных дел, разберусь, чья это инициатива, и устрою там дикий скандал.
Они пошли в столовую. За обедом Александр Борисович сказал:
– Как ни странно, это дело здорово выбило меня из колеи.
– Действительно странно, – подтвердил генерал. – Для тебя ведь оно прошло более или менее гладко. Как говорится, без единого выстрела.
– Более того, мне почти не приходилось вылезать из кабинета. А устал от него гораздо больше, чем, скажем, в Назрани, когда пришлось искать и выручать двоих заложников.
– Оно и понятно. Там все ясно: вот враги, их нужно поймать. А здесь обычные наши соотечественники, которые живут и работают рядом с нами. По одну сторону баррикад.
– Сегодня мне звонил Востриков, председатель правления «Сердца России». Интересовался, как идет следствие. Я обрисовал ему ситуацию в общих чертах, Богдан Кириллович сокрушался, говорил примерно такие же слова, что и ты.
– Что ж тут удивительного? Ты ведь тоже возмущен этой гнусной публикой.
– Безусловно. Но я, Слава, не столько возмущен, сколько поражен. Я понимаю, если бы это были явные маргиналы, бомжи, отпетые уголовники: морда в шрамах, татуировки с ног до головы, ночуют на чердаках или в подвалах. Нет, лощеные, модно одетые интеллигенты, начитанные и образованные, вдобавок очень даже состоятельные, донельзя избалованные комфортом. Но это опасные преступники. Что толкнуло их на скользкую дорожку, почему им тесно в рамках закона, почему они вдруг стали такими, потеряли человеческий облик? Можешь ты мне это объяснить?
– Для самого загадка, – сказал Грязнов.
