Интересная контора. С ней надо бы поплотнее поковыряться.
Ну и, наконец, снова в сети мелькнула фамилия Дубовика. Конечно, в поисковиках Интернета ссылок и на отца, и на сына было предостаточно. Но за последний месяц эта фамилия фактически не упоминалась. А вдруг вчера обнаружилась не в научных изданиях, а на страницах «живого журнала», кратко именуемого сетевиками – «жж». Та самая огневолосая бестия, которую успел заметить Денис, подписывавшаяся «РС», что и означало «рыжая стерва», в одном из своих сообщений упомянула исчезнувшего академика – учителя и приятеля своего близкого друга.
Макс сразу же включился в переписку и исподволь выяснил поначалу, что они со «стервой» земляки. Не исключено даже, что старые знакомые, хотя это еще требовало проверки. О ней он еще в прошлый раз шефу докладывал – на подругу детства, мол, похожа. А сегодня начальник прервал воркованье голубков как раз в тот момент, когда они договаривались о свидании в ближайшие дни.
– Ну что же, – пожал плечами Денис. – Не буду вам мешать.
И повернулся, чтобы уйти.
– И все?! – аж подпрыгнул Максим.
– Ну уговорил. Не буду премии лишать, – ухмыльнулся отквитавшийся шеф.
– Спасибо. Теперь я спокоен. Хотя в свете предстоящих трат на подкуп Рыжей Стервы, не мешало бы и дополнительную премию выписать.
– Вот ежели что-то стоящее со свиданки принесешь – посмотрим.
– Сатрап. Стяжатель. Да ты же просто жлоб, начальник!
– На вас всех премий не напасешься, – отмахнулся Грязнов-младший.
– А пахать на тебя, как вол? – Максим посерьезнел. – Слышь, начальник? Вообще-то, если быть честным, я порядком замордовался сутки напролет за компом торчать. Люблю я это дело, да, но ведь никакой личной жизни. Вот с Аликом Чувашовым – лафа была. Всегда можно подмениться было, помочь и самому помощь получить. Деньги – деньгами, но подумал бы ты снова насчет второго компьютерщика, а?
– Я подумаю, Макс, – пообещал Денис.
Впрочем, сразу раздумывать над предложением Максима было некогда. Уже спустя два часа «у башмачника» в Брюсовом переулке Денис Грязнов опять обсуждал ход текущих дел с Турецким.
– ...Как ты говоришь, Валерий Гончар? Где-то эта фамилия и у меня промелькнула.
– Да, Борисыч, прямое заявление на него. При этом Штейн, не таясь, рассказывает, что избил «негодяя», еще когда отец был жив. Говорит, что ответственности не боится. Что вполне мог бы и сам удавить эту мразь и однажды даже подкараулил, но в последний момент противно стало. Не захотел мараться, уподобляясь подонку.
– Что делать будешь?
– Проверю этого Гончара. К нему ведь и другие эпизоды касательство имеют. Он – один из хозяев «Логики», на которую нас вывела фигурантка по другому делу – и тоже о краже интеллектуальной собственности. А буквально перед нашей встречей меня Сева порадовал: еще в одном аналогичном деле упоминается старший брат Гончара – Данила. Он же совладелиц «Логики».
– Угу, интересная семейка. Стоит присмотреться. Да, вот именно этого его брата и называли сослуживцы пропавшего академика. Романова с Перовой мне докладывали, что Данилу Гончара тоже видели с академиком на выставке в Ганновере. Да, кстати, а ты про Дубовика-то чего молчишь?
– Там, увы, ничего пока, хотя у Макса вроде бы просвет наметился. Ну не просвет, а так. Возможность выйти на одного из его учеников...
– Хорошо. Сразу же мне, если что.
– Да понимаю я, дядь Саш.
– Вот и хорошо. Еще что-нибудь?
– Просьба от Макса. Узнать, что выяснилось по какому-то служебному мероприятию в Интернете.
– Откуда знаешь?
– Ну, от Макса иголку в стогу не утаишь – а тут шило в мешке.
– Угу. Что конкретно?
– Адрес. Ай-пи компьютера. Были ли помощники. Откуда...
– Ладно. Попробую выведать у Мирошкина. Все равно с ним встречаться. Все?
– Вроде бы.
– Ну бывай тогда.
– Счастливо, – улыбнулся Денис.
Турецкий отодвинул пустую пивную кружку, встал из-за столика и вышел первым.
Следователь прокуратуры Светлана Перова внимательно слушала Задонскую, отмечая в протоколе ответы. Когда же мысли Полины Давидовны растекались мыслью по древу и она начинала рассуждать о минувших временах, когда и вода была мокрее, Светлана расслабленно рисовала бессмысленные узоры на лежавшем рядом чистом листе бумаги. Но делопроизводство исчезнувшего академика не прерывала. В таких стихийных воспоминаниях могла нечаянно мелькнуть зацепка.
– ...Юрик Лукша, давний наш с Борей приятель, рассказал мне, что молодой Гончар тоже был в Германии. Я обрадовалась, что они помирились наконец. Знали бы вы, как Боренька переживал, когда юноша решил перейти в другой научный коллектив. У него до сих пор в разговорах сожаление порой проскальзывает... проскальзывало... – Полина запуталась, не зная, в каком времени следует теперь говорить о Дубовике. Ее личико сморщилось, но Светлана не стала дожидаться слез.
– Вы с ним говорили?
– Пробовала найти его, – отвлеклась от грустных мыслей Задонская, – звонила Викентию...
– Кому, простите?
– Викентию Леонидовичу Гончару – его отцу. Боря Гончара хорошо знал: у его отца, Сергея Тимофеевича, Викентий защищал кандидатскую.
– Господи, как все у вас запутано.
– В науке часто так. И преемственность, и наследственность. И помогают друг другу. Именно так основываются направления и школы.
– Ну хорошо. И что Гончар?
– Сказал, что не видел сына с месяц уже. Но это для них нормально – порознь ведь живут. Дал телефон. Но только не отвечает он.
– Так и не созвонились?
– Нет.
– Хорошо. А скажите, пожалуйста, Полина Давидовна, кто кроме вас мог бы еще рассказать о подробностях жизни и быта Бориса Сергеевича? Нам сейчас важны мельчайшие детали.
– Сестра, – уверенно ответила Полина.
И Задонская была права. Так уж получилось, что у компьютерного гения не было человека родней, чем младшая сестренка. Мама их умерла довольно рано. Крайне занятый отец, обеспечивая достойное пропитание, не мог уделять слишком много времени воспитанию. И сын с отцом, при всей взаимной любви и уважении, не были духовно близкими людьми. Теперь доктор наук, оставив кафедру, жил один. Солидная пенсия и гонорары с многочисленных публикаций позволяли ему быть финансово независимым от знаменитого отпрыска. Дубовик-старший жил в свое удовольствие и посвящал почти все время написанию воспоминаний о становлении информатики как науки. Родственники старались друг друга по пустякам не беспокоить, и бывало, что и по полгода не встречались, хотя относились друг к другу по- прежнему тепло и с любовью. И непременно созванивались по каждому удобному поводу.
Иное дело – Марина. Девочка с детства была слаба на ножки. Долго училась ходить. В подростковом возрасте двигалась уже с трудом, а после смерти матери и вовсе пересела в инвалидную коляску. Убогой себя никогда не считала – старалась жить полноценной жизнью. Беспощадный приговор врачей вынесла даже спокойнее, чем Сергей Тимофеевич, тративший на лечение огромные деньги и дважды вывозивший дочь в лучшие зарубежные клиники. И постаралась забыть о недуге – занялась любимым делом: заочно окончила сначала филологический факультет, потом литинститут. Отец и брат купили ей уютную
