поедешь к одному коллекционеру. Большой специалист по холодному оружию. Может, что прояснится.
Выделенная служебная «Волга» привезла Елагина в подмосковный дачный поселок. Он нажал на кнопку у металлических ворот. Камера слежения повернулась, и калитка отворилась. Следователь прогулялся по дорожке и вошел в уже открытую дверь.
– Ну-с, молодой человек, чем могу быть полезен? – спросил слегка сгорбленный пожилой мужчина.
– Александр Борисович с вами уже говорил? – произнес Елагин, вынимая и разворачивая злополучный нож.
– Боже, какое кощунство! Такое оружие и заворачивать в носовой платок! – воскликнул ценитель, бросаясь к оружию.
Коллекционер некоторое время разглядывал холодное оружие и затем, вернув Рюрику, произнес:
– Рука мастера мне знакома. Я его лично не знаю, но могу дать небольшую наколочку. Записывайте: ГРУ, полковник Прохоров...
Рюрик ориентировался в Москве в двух измерениях. С одной стороны, это был современный бездушный мегаполис из стекла и бетона. С другой – сплошь исторические места. Здесь жили люди. Радовались и страдали, мечтали, творили, строили, надеясь на светлую память. А неблагодарные потомки низвергали памятники, взрывали храмы, бульдозерами сгребали древние кладбища, чтобы возвести на костях свои склепоподобные жилища.
Вот и сейчас он двигался по направлению к легендарной Ходынке не один. Рядом шли на ужасную погибель в праздничных рубахах, скрипящих сапогах, нарядных ситцевых платьях счастливые люди. Говорят, это место проклято. Даже деревья там не растут. Сталин, Хрущев, Брежнев об этом знали и не посмели тронуть. А сейчас взметнулась стрела подъемного крана.
По предварительной договоренности его встретили у проходной напротив «Аквариума» и провели подземными паттернами со специфическим запахом до бронированных дверей. Сопровождающий позвонил и, не дожидаясь, пока откроют, удалился.
Дверь отворилась. За ней стоял моложавый полковник. Суеверно пропустив Елагина через порог, протянул руку.
– Прохоров.
– Елагин.
– Ну давай, показывай свое сокровище, – просто произнес офицер, сразу перейдя на «ты».
Рюрик развернул тряпицу, ожидая вновь подвергнуться острой критике за неподобающее отношение к оружию. Однако этот аспект волновал полковника меньше всего. Он молча взял нож и принялся разглядывать, играя гранями. Затем открыл сейф и, вытащив продолговатый предмет, протянул Елагину.
– Жив, значит, еще чертяка! – произнес он. – Хромовых сапог не пожалел на ножны. Смотри.
– Да, странно, и другая форма, и металл, а словно родной брат, – произнес наблюдательный Елагин, вынув нож из чехла.
– Ты на заточку взгляни. На два спуска. Такое нынче не делают. И клеймо, видишь, маленькая буква «а».
– А откуда у вас он? – полюбопытствовал Рюрик.
– В конце семидесятых занесло меня в Эритрею. Никак не мог врубиться в ту войну. Оружия им натаскали, не продохнуть. Куда ни плюнь, в танк попадешь. Сами местные – тупые, трусливые, воевать не умеют, главный маневр – бросить технику и спасаться, а все равно воюют. Без наших технарей, естественно, ничего не работало. Просто кошмар. Больше боялись не врагов, а своих. То он лежит под деревом целый день, ждет, когда сверху какая-то дрянь, типа инжира, свалится. И то жрать начнет, если рукой дотянуться сможет. То вдруг появляется подъем нездоровой энергии. И тогда все. Или мину распилит, или рацию расковыряет, а то еще полить подстанцию из шланга пытается. Один раз какой-то недоделанный кокосы долбил об ракету. Ну и пронеслась по земле до штаба полка. Там рванула. Ни–кто не выжил. Другой вообще к мотоциклу приладил реактивный ускоритель от вертолета. Есть такая дрянь. Две трубы с запасом твердого топлива. Если вертушке срочно надо смотаться. Врубают – и мчит как сверхзвуковой. Разогнался на аэродроме, врубил форсаж, взлетел и исчез в небе. Никто его больше не видел... Америкосы тоже своим натаскали всякого новья. Тактика войны та же. Ну, и время от времени нам попадалась техника, как говорится, в масле. Моя группа занималась изучением и транспортировкой наиболее интересных образцов для изучения на Родину... Там я и познакомился с Анатольичем. Капитан, начальник ремонтной базы авиационного полка. Технарь, как говорится, от Бога. Над каждой железкой трясся. Приходил в дикий восторг: «Надо же, гады, как делают, что придумали!» Или, наоборот, задумчиво удивлялся: «Зачем это они так делают? Тупые!» Стоит рухнуть самолету, мы летим на «уазиках». А там уже что-то Анатольич курочит... Но мы с ним не ругались. Сильно он помогал. Знал назначение и принцип действия всех устройств. По цвету искры химический состав сплава определял. Напильником пиланет, спичку под опилки подставит, они и вспыхивают. А уж от оптики просто с ума сходил. У него ее, наверное, несколько ящиков стояло в ангаре. Не знаю, вывез он весь свой арсенал или нет. Мы уезжали раньше. Вот он мне ножичек на память и выковал. Сам соорудил муфельную печурку, наковальню, горн... Да на него местные молились. Жара стоит под пятьдесят, а вода из скважины – ледяная. Ее наливают в бочки и ждут, пока прогреется, после пьют и моются. Анатольич приспособил емкость от погибшего водовоза, десять отражателей с зенитных прожекторов и небольшую автоматику слежения за Солнцем. Вода вмиг чуть не закипала. Провел два крана, смеситель, и народ познал все ценности цивилизованного душа. Сейчас он на дембеле. Работал на тульском оружейном. Последний раз лет десять назад общались. Где-то там, наверное, и надо искать...
Глава 7
Бегущий человек
Володя Поремский очнулся в темной комнате. Руки и ноги были свободны. На нем не было никакой одежды. Он ощупал стены. Бревенчатый сруб. Похоже на баню. Голова раскалывалась. Желудок рвался наружу, но он знал: рвать уже давно нечем.
Дверь отворилась. От яркого света Поремский за–жмурился. Заглянул мужчина и произнес:
– Ну что, очухался? Выходи.
Поремский, прикрываясь ладошкой, вышел. С виду дачный поселок. Конвой три человека. Его отвели в баню. Володя помылся и надел приготовленное армейское нижнее белье.
Затем его провели в небольшой, с баскетбольную площадку, зал. В углу располагались тренажеры, груши, штанги, пол застлан матами.
Дверь отворилась, и выскочили с десяток пацанов. С виду лет по двенадцать – четырнадцать, в белых кимоно. Они стали бегать кругами, приближаясь к Володе. Ничего хорошего он не ожидал. Один из них сделал резкий выпад и попытался нанести удар, но промахнулся. Зато другой смог, но тут же отлетел к стене. В этот момент раздался хлопок, и упавший, прихрамывая, вернулся в строй.
Поремский увидел мужчину лет сорока с плоским, как у китайца, лицом, покрытым светлыми пигментными пятнами. Рядом с ним стояла вчерашняя красотка. Она что-то шепнула старшему. Тот кивнул, хлопнул в ладоши. Бег прекратился. Девушка приблизилась к настороженному Володе. Посмотрела в глаза и произнесла:
– Ты еще ничего не понял?
– Нет, – ответил он.
– Дерись без правил. А призом буду я.
– Я не дерусь с женщинами и детьми, – произнес он.
– Жаль. Мне показалось, ты не похож на быдло, – процедила она сквозь зубы. – Учти, они пойдут до конца.
Раздался хлопок, и кошмар повторился снова. Володя решил продержаться дольше, не увеча сильно нападавших. Правда, двоих, самых опасных, а следовательно, наносящих самые сильные удары, удачно вывел из строя. Одному вывернул ногу, другому сломал руку. Давние занятия рукопашным боем не прошли даром.
Наконец, почувствовав, что сил осталось немного, упал. На него посыпался град ударов. Но сила в них была уже не та. Раздался хлопок. Избиение прекратилось.
– Он еще достаточно крепок для пары боев. Отнесите, – послышалась команда.
Расслабленного Поремского схватило несколько рук, и его поволокли головой вперед. Забросили в тот
