и лежит. Вот электроотверточка оттедова. Планетарка, таскала авиационную пушечку. Попробуй удержи! Я один раз вкручивал болты да зазевался. Через себя кувыркнула.
– Вот это вам ни о чем не говорит? – произнес Рюрик, показывая фотографию орудия убийства академика Жбановского.
– Как же! Моя работа! Кузьмин Николай привел одного. Сталь шикарную приволок СРМ-15. Американская. У нас не делают. Какие присадки! Углерода содержание самое большое три и пятьдесят пять сотых процента. Режущая кромка практически не тупится. Почти алмаз. Много хрома – пять двадцать пять. Он увеличивает твердость и прочность на растяжение. И молибден – один и три. Это антикоррозийная устойчивость. Немного хрупковата и без марганца и кремния теряет вязкость. Главная же слабость: быстро происходит кристаллизация, но зато топориком из нее бриться можно, после рубки дубов. И заметь, заточки повторной не требуется на всю жизнь. Заказал десять ножей. Я ему каталог дал. Форму выбрать. Он всяческого дерьма навыбирал. Но я ему затем все пересчитал и сделал по-своему. Слабость у меня к ятаганским мотивам. Да, еще комплект для резьбы по дереву.
– Вас послушаешь, мечта, а не ножичек.
– Ладно, гони рубль. Для хорошего человека сэкономил.
Анатольич нырнул в кучу хлама и вытянул оттуда завернутый в тряпицу охотничий нож. Рубанул им пару раз по стоявшему рядом металлическому сейфу. На нем остались глубокие зарубки. Затем размотал рулон туалетной бумаги и на весу провел лезвием. Бумага разрезалась, словно провели опасной бритвой. Рюрик принял оружие и, поймав режущей кромкой лучик света, пробежался им по лезвию. На нем не было ни одной зазубрины.
– Вот спасибо! – растерялся он.
– Да не за что. Будешь вспоминать Анатольича на рыбалке-охоте. Какие вопросы еще остались?
– Кузьмина как найти?
– Работал когда-то на заводе, общались, а теперь? В основном от меня что-то нужно. Даже не знаю. Он, кажется, сейчас в Алексине живет. Наверное, через милицию. Он же сидел несколько раз. Да, а затем заказчик сам приезжал. Еще пяток ножей я ему отковал. Он подозрительно так взвесил все тесаки, словно законов физики не знает. Да если надо, я ему сталь бы поменял, и он не заметил бы. И если вам интересно, любопытный разговор у нас произошел. Почему-то он затронул тему механики. Способен ли я собрать некое устройство по чертежам. Ну я и рассказал одну историю. Там же, в Африке, все готовили на примусах. А о керосине и не слыхали. Ну от соляры, естественно, сопла и засерались. Насмотревшись однажды на мучения одного аборигена, я проявил оплошность. Разобрал примус. Почистил сопло, промыл иглу, расправил поршень насоса. Когда после сборки аппарат заработал, да еще как новенький, мне показалось, что бедуин слегка тронулся. Вел себя, словно встретился с живым божеством. На следующее утро я проснулся знаменитым. Весть мгновенно разлетелась по стране. Выйдя из своего вагончика отлить, увидел очередь, конец которой терялся за горизонтом. Все свободное время, проклиная себя за слабость, я ублажал местное население.
– А послать их нельзя было? – спросил Рюрик.
– Нет. Таковы тамошние законы. Если ты никчемный человек, то валяйся всю жизнь под деревом. Если хоть раз вскопал грядку, будешь пахать землю, пока не загнешься. Запел? Будешь петь и день и ночь по просьбе каждого, пока не сорвешь голос. Поэтому таланты стараются не раскрывать как можно дольше. Но, в конце концов, человек не выдерживает безделья и начинает шить обувь или водить автомобиль. Лодыри там почитаются как самые стойкие... Поначалу замполит сгоряча выговор мне вкатил. Затем начальство даже освободило от служебных обязанностей. Оказалось, что с американской стороны такого мастера не было, и начались массовые переходы через линию фронта... Америкосы срочно вызвали своих инженеров, которые растерянно пытались разобраться в устройстве и принципе действия примуса. У них ничего не получалось. Они вообще не могли понять, зачем такое сложное устройство, когда можно пользоваться баллонным газом, электричеством или сухим топливом. Проведенные расчеты показывали, что данное устройство вообще не приспособлено для работы на солярке. Короче, паника была еще та... Ну так вот, однажды у местного начальства сбили последний вертолет и ему не на чем стало летать в родовое селение за молоком. И тут вождю поведали о русском, который умеет чинить примусы. Ко мне явилась делегация во главе с шаманом местного племени, одновременно исполняющим обязанности секретаря райкома коммунистической партии. Меня попросили из трех разбитых вертолетов собрать один! Мало того, один был французский, другой американ–ский, а третий наш Ми-8. И что? Собрал. Представляешь, что творилось в стане врага, когда пошла весть о летающих примусах!
– Как же? – изумился Елагин. – Там ведь полно электроники.
– Так я, прежде всего, электронщик. А механика – это хобби. Вот поэтому и посылаю старушек с прохудившимися кастрюлями. А этот обещал большие деньги за интересную работу. Но, как понимаю, серьезно проштрафился.
– Да уж. Украл особой важности разработку нового оружия и хочет бандитам толкнуть.
– Ежели так, готов к сотрудничеству. Вы мне мобильник оставьте. Как приедет, нажму на вызов и дверь оставлю не запертой. А там как успеете.
– В Алексин знаешь дорогу? – спросил Елагин.
– Найдем, – потянувшись, произнес водитель.
Через полчаса, проехав табличку с надписью «Алексин», автомобиль затормозил. То место, где он остановился, на город походило менее всего. Пустырь с непонятными строениями. Вдалеке виднелись жилые кварталы. Рюрик высунулся и спросил у стоявших на остановке:
– В центр как проехать?
– А какой микрорайон нужен? – не поняли заданного вопроса люди.
– Где управление милиции? – уточнил Елагин.
– А так это тут, по улице Героев...
Несмотря на красивое название, город на берегу живописной Оки оказался странным конгломератом, состоящим из осколков тяжелой, легкой, химической и оборонной промышленности с расположившимися вокруг них поселениями. Они и назывались районами. Каждый район благоухал своим, одному ему присущим, ароматом. Имел свой оттенок серого цвета. Лишь центр представлял собой стандартный провинциальный вариант. Почта, бывший горком, ныне мэрия, гостиница, городское управление милиции.
Рюрик, приметив скопление милицейских автомобилей, указал водителю, где припарковаться. В принципе, он понимал, что значит визит представителя Генеральной прокуратуры в провинциальную ментовку. Обычно возникает острая необходимость бросить все и выслуживаться, словно от него зависит их судьба. Он вошел в здание и спросил у сержанта:
– Где я могу найти оперативного дежурного?
– Подождите. Сегодня капитан Лаврушкин. Сейчас спустится.
Через несколько минут после звонка сержанта по лестнице сошел капитан милиции с черными, кудрявыми, как у цыгана, волосами и огромными бровями. Он подошел к Елагину и произнес:
– Документы есть?
Елагин протянул ему удостоверение. Капитан его рассмотрел и вернул обратно, не проявив никаких эмоций. Рюрик отбросил с глаз непослушную прядь и спросил:
– Где я могу раздобыть информацию о ранее не–однократно судимом Николае Кузьмине?
– Может, у его участкового? Хотя вряд ли.
– А как насчет директивы регулярно обходить всех бывших?
– У меня тысяча триста таких. Если в день буду обходить хотя бы четырех, времени на писанину не останется. А вы там все отчеты требуете. А есть еще и оперативные мероприятия и дежурства.
– Почему так много? – удивился Елагин.
– Про сто первый километр слыхал? – спросил Лаврушкин.
– Ну да.
– Так вот, он здесь.
– Но ведь здесь почти двухсотый!
– Сто первый – просто линия. А живут они здесь.
Елагин по натуре был человеком мягким и предпочитал идти на компромиссы. Но когда того требовало дело, внезапно становился жестким, как стальной трос. Многие отступали, чувствуя силу несокрушимую. Вот
