Спустя минуту, после множества эфирных шорохов и шелестов, в трубке, поднятой Турецким, действительно раздался так отчетливо, словно тот разговаривал из соседней комнаты, голос Боули, старого знакомца Турецкого, сделавшего на его, можно сказать, глазах и уж во всяком случае на его памяти совсем неплохую карьеру от рядового сотрудника Нью-Йоркской прокуратуры до помощника Генпрокурора США.
– Привет, Ник, – переходя на английский, поприветствовал его Александр Борисович и поудобнее устроился на своем любимом стуле модели «Президент»: разговор с его заокеанским собеседником предстоял долгий и, несомненно, интересный для обоих. Прежде чем приступить к нему, Турецкий на мгновение поймал себя на странной мысли – что на самом деле говорят они с Ником на одном языке... И лингвистика, и языкознание тут были ни при чем.
Просто, как уже однажды заметил Слава Грязнов, преступники всегда и повсюду ведут себя одинаково, независимо от того, где их родина: на берегах Гудзона или на берегу Волги. И в точности так же, с одним и тем же ощущением, с одинаковым упорством и там и там преследуют их они – представители Закона, понимающие друг друга с полуслова вне зависимости от того, на каком языке, английском или русском, эти слова произносятся. Просто потому, что у них одна и та же общая цель и одно и то же общее убеждение: в мире должен править Закон и Порядок, а возмездие для тех, кто думает иначе, должно быть неизбежным...
– Здравствуй, Саша, – произнес по-русски с немыслимым акцентом Боули. И Александр Борисович немедленно покривил душой, похвалив заокеанского коллегу за те успехи в произношении, которые тот сделал с момента их последней встречи непосредственно в Штатах.
18
– А дальше, Александр Борисович, – произнес Володя Дубинский, – то, о чем я уже говорил: едва мы предъявили Голубинской фото тайника с этим ожерельем, как она снова начала выть, рвать на себе волосы, и вообще... Словом, приступ бешенства, иначе не назовешь...
– Имитация? – усмехнулся Турецкий.
Прежде чем ответить, Владимир поколебался, потом решительно мотнул головой:
– Я понимаю, что звучит не совсем... ну уместно, что ли... Но мне так не показалось. Словом, я назначил судмедэкспертизу – с привлечением спецов из Ганушкина. Видите ли, даже гениальная актриса не выдержат двух почти суток притворства.
– А она что, по сей момент так и воет? – изумился Александр Борисович.
– Да нет, просто никак не реагирует на окружающее... Я счел необходимым перевести ее в медсанчасть.
Они немного помолчали, наконец Турецкий, закончив обдумывать полученную информацию, кивнул головой:
– Ладно, Володя, подождем, что скажут психиатры и прочие доктора. А пока – вот держи. – Он передал следователю несколько листков бумаги. – Приобщай к делу, это заключение экспертов, весьма для нас приятное, поскольку фактически завершает нашу часть расследования.
И, перехватив удивленный взгляд Дубинского, пояснил:
– На ампуле с рицином, найденной в квартире Голубинской, помимо ее отпечатков и отпечатков господина Шварца нашелся один-единственный, зато прямо-таки драгоценный отпечаточек, чудом сохранившийся. Угадай чей.
– Неужели... Нечаевой?
– Молодец! – искренне произнес Турецкий.
– Как же вам, Александр Борисович, удалось так быстро это установить?
– С зарубежными коллегами дружить надо! – довольно хохотнул тот. – Лично я довольно давно этим занимаюсь, нашлось кому дать распоряжение на таможню, а оттуда без всяких проволочек... представляешь? Словом, через пару часов после разговора с моим приятелем, господином Боули, отпечатки миссис Хайгер были переданы нам по электронной почте. Надеюсь, ты в курсе, что после одиннадцатого сентября все въезжающие и выезжающие из США проверяются на отпечатки пальчиков? Это касается как иностранцев, так и их собственных граждан... Очень удобно!
– Насколько понимаю, – улыбнулся Дубинский, – наши материалы для них мы тоже скопируем и отошлем?
– А как же! Прежде всего – показания Шварца, поскольку именно он контактировал с Нечаевой.
– Вот с кем не было хлопот, – кивнул Дубинский. – Вероятно, решил, что чистосердечное признание облегчит ему участь. А насчет контактов я бы тоже, Александр Борисович, не отказался так с кем-нибудь пообщаться. Знаете, какую сумму мы нашли у Голубинской в квартире?
– Видел-видел... Надеюсь, ты не имел в виду, говоря о баксах, что готов за означенную сумму на то же, на что и эта парочка?
– Боже упаси! – Владимир Владимирович покраснел, только тут сообразив, насколько двусмысленно прозвучало его заявление. – Просто лично я ни разу не видел полмиллиона долларов наличными в одной куче...
– Еще увидишь, какие твои годы, – усмехнулся Турецкий. – Ладно, давай-ка подобьем бабки по общей картине первого покушения на господина Мансурова. Давай приступай – заключение тебе писать...
Дубинский кивнул и сосредоточенно сдвинул брови, прежде чем заговорить.
– Итак, – начал он, – около восьми месяцев назад Генпрокуратурой США было возбуждено уголовное дело по факту мошенничества в отношении двоих сотрудников Нью-Йоркского университета, профессора Шрадера и его помощника Хайгера, мошенничество касалось...
– Ну это можешь опустить, – подал голос Турецкий, – переходи к нашей части.
– Ну да... – Дубинский немного помялся, прежде чем продолжить. – Упомянутое дело вполне могло развалиться непосредственно в суде без надежных свидетельских показаний главы «Россвияжэнерго» Мансурова Рената Георгиевича и его первого заместителя Томилина Всеволода Ивановича. В случае если бы Соединенные Штаты выиграли процесс, обоим ответчикам грозили помимо конфискации капиталов, полученных мошенническим путем, огромные сроки заключения, фактически пожизненные.
– Соответственно, как я выяснил, почти девяносто лет Хайгеру и что-то около шестидесяти профессору... Недурно звучит, а?
Дубинский улыбнулся и кивнул.
– Далее, – продолжил он, – события развивались следующим образом. Мы не знаем, кому из подследственных пришла в голову мысль избавиться от опасных свидетелей. Возможно, и вовсе мадам Нечаевой, у которой были в Москве нужные связи. Наверняка миссис Хайгер знала о криминальных наклонностях своей подружки, так что, возможно, предложение исходило как раз от нее.
– Думаю, американцы установят это довольно быстро, – кивнул Турецкий. – Если хочешь знать мое мнение, я согласен: подобный «сюжет», настолько невероятный, что он действительно мог удаться, скорее женского ума дело. Дамочки, начитавшейся готических романов... Ну ладно, это так – лирическое отступление. Давай дальше!
– Дальше госпожа Хайгер, она же Марина Нечаева, раздобыла кинжал с секретом...
– Извини, снова перебью, – подал голос Александр Борисович. – Ей не пришлось особо стараться ни насчет кинжала, ни насчет рицина, мне Ник... мистер Боули сказал: Хайгер – известный в Штатах коллекционер старинного холодного оружия, так что к кинжалу дамочке следовало только протянуть руку. Что касается рицина, то до рождения дочери Нечаева работала, несмотря на замужество, в том же Нью- Йоркском университете, на химическом факультете – имела дело как раз с ядами. Знаешь привычку русских женщин работать при любых обстоятельствах? Должно быть, пока не родила, боялась соскучиться в четырех стенах мужнина особняка.
Дубинский кивнул и усмехнулся:
– Действительно, вредная привычка оказалась... Ну остальное вроде бы ясно: прибыв в Москву, Марина Петровна Нечаева связывается по телефону с Голубинской, на встречу, как показал сам Шварц, Регина, узнав, что подружка прибыла к ней «с деловым предложением», отправляет его. Кстати, этот альфонс еще и трус приличный, хотя, конечно, спасибо ему большое: сами мы вряд ли бы додумались до того, что так кстати случившаяся смерть матери Николая Иванова не случайна...
Турецкий после небольшой паузы завершил тему:
