– Я объяснил уже, что женщина пьяна!
– Не поверю, что тебя это остановило, но рыцарство, я понимаю. Только погубит оно тебя, это твое рыцарство. Не отпускай ее никуда. Ублажай ее, упои еще больше, призови на помощь все свое мужское обаяние, используй любые уловки и держи в конторе, пока я не приеду.
Хэрроу дал отбой. Тут только я понял, что наделал, и с участившимся дыханием поспешил в контору.
4
К моему величайшему облегчению, непрошеная гостья исчезла, зато Селеста была на посту. И даже не болтала по телефону с друзьями, а молча полировала пилочкой ногти, каждой своей клеточкой излучая беспредельную скуку.
– Где она? – резко потребовал я ответа.
– Кто, бо-о-осс? – отозвалась Селеста, растягивая слова так же, как жвачку, которую она вытянула изо рта и прилепила рядом с компьютером.
Этой чернокожей девочке из Олд-Траффорда доподлинно известно, до какой степени можно испытывать мое терпение.
Изучая ее безупречные черты лица вот уже в сотый раз, я пытался угадать, не разыгрывает ли она меня, и в сотый раз решил: бесполезное дело.
– Женщина… В задней комнате была женщина. Куда она подевалась?
– Когда я пришла, босс, никакой женщины тут не было. А вот вы забыли запереть входную дверь.
– Черт! Значит, она отперла ее изнутри.
Во мне боролись чувство досады и облегчения. Я мог удовольствоваться таким объяснением, но секретаршу все же следовало вздрючить.
– А ты где была? – спросил я.
Когда нужно изобразить загадочную улыбку, Селеста заткнет за пояс актрису любительского театра. В доли секунды загадочная улыбка сменилась гримасой презрения.
– Вы же просили меня уйти на обед позднее обычного. Я вас ждала-ждала, ну и ушла – слишком долго вы не появлялись. Имею же я право на обед, правда?
– Извини, – промямлил я. – Ты и вправду никого не заметила?
– Нет, – ответила она и отвернулась к своему рабочему столу.
На столе громоздились папки с документами, тут и там пестрели наклеенные записочки, создавая полное впечатление бурной деятельности. Я бы и то поверил, что она горит на работе, если б не знал, сколько времени она висит на телефоне.
Я уже шел к двери кабинета, когда Селеста обернулась и протянула мне смятую бумажку:
– Это для вас.
На клочке бумаги для ксерокса было нацарапано красным шариком:
«Спасибо, что выручили меня. Я решила, что будет лучше, если я не стану здесь задерживаться. Я слышала ваш разговор с подружкой. Неужто вы и впрямь киллер? Звучит интригующе. Я знаю людей, которым могут понадобиться ваши услуги. Еще раз спасибо. МКг».
МКг, а не МКл. Значит, не миссис Карлайл.
Я вздохнул с глубоким облегчением. Теперь Хэрроу от меня отстанет.
За своим рабочим столом я прочел записку еще раз. Одна забота сменилась другой. Боже! Мой отец и его друзья-пенсионеры, все бывшие полицейские, любят посудачить о моей способности вляпываться в нечто коричневое. Это не так. Дело не в способности вляпываться – оно само ко мне так и липнет. Теперь благодаря длинному языку Жанин эта рыжая девица решила, что я профессиональный мочила. Дела моего агентства наконец-то пошли в гору, я даже начал снабжать работой других. Не знаю, способствовало ли этому более удобное расположение офиса, рядом с Саут-Кинг-стрит, или моя возросшая популярность среди клиентов, но сложа руки я не сидел.
В том, что Клайд Хэрроу прибавит мне известности, радости было мало, но еще хуже, если эта «МКг» ославит меня среди своих собутыльников, а у пьющего человека всегда есть друзья по стакану: представляете, ребята, я знакома с настоящим мочилой! Час от часу не легче!
На самом деле есть еще две проблемы, которые с некоторых пор омрачают мое существование. Первая, – это Жанин. Я уже рисовал себе наше с Жаннин будущее в купленной в рассрочку половине дома где-нибудь в Чидле или Хэндфорте или любом другом южном спальном местечке. Что в этом плохого? «Пригородный, односемейный мистер Джонс с отдельным входом». Десятки тысяч добропорядочных граждан соответствуют этому определению. Почему не я?
Жизненные обстоятельства связывают нас с Жанин, как вьюнок, поддерживающий ветхую изгородь. После смерти моей жены прошло пятнадцать лет, а я все один. И тут Жанин вдруг спокойненько заявляет, что собирается перебраться в Лондон. Замечательно!
Другая моя проблема возрастом постарше – это мой папаша Пэдди Кьюнан, гордость манчестерской сыскной полиции в отставке. С недавних пор он потерял покой из-за принадлежащей мне картины Лоури. Это полотно подарила мне Ди Элзворт, мать близнецов, которых, если верить ее словам, она родила от меня. Картина провисела в гостиной Пэдди шесть лет, пока он вдруг не наткнулся на заметку в газете о том, что меньшее по размеру творение кисти Лоури, находившееся в какой-то частной школе, было продано за кругленькую сумму с пятью нулями.
С тех самых пор он стал ко мне цепляться. Где взял? Кто дал? А знает ли тот, кто дал, цену этой вещи? Не стоит ли вернуть такой подарок? Или, скажем, продать картину и вложить деньги в какой-нибудь более надежный бизнес, чем частный сыск, – в акции «Макдональдса», например? По мне, ничего хуже не придумаешь. Я предпочел бы отдать картину в художественную галерею. Наверно, лучше всего было бы, если б Ди вовсе не дарила мне этого Лоури, но она знала, как он мне нравится. Я пообещал ей никогда не
