совсем одному. Уже это было отвратительно. А выйти в лес по другую сторону стены и не найти там Юнатана? А потом сидеть в темноте и ждать, ждать его без конца, а под конец понять, что все пропало? Потом снова ползти обратно. И жить без Юнатана!
Мы стояли перед конюшней, теперь уже пустой. И внезапно я подумал о совершенно другом.
— Что с тобой будет, Маттиас, когда он явится? Ну, этот, из Карманьяки. А ведь в конюшне не окажется ни одной лошади!
— Что ты, конечно, там будет лошадь, — возразил Маттиас. — Потому что я сейчас пойду и приведу домой мою собственную, которую приютили в соседней усадьбе, пока Грим стоял в моей конюшне.
— Да, но тогда он наверняка заберет вместо Грима твою лошадь.
— Может, все же у него есть совесть?! — сказал Маттиас.
В самую последнюю минуту Маттиас привел домой свою лошадь. Потому что вскоре после этого он и в самом деле явился, ну, тот, который должен был забрать Фьялара. Сначала он, как и все другие люди Тенгиля, начал орать, шуметь и сыпать проклятиями. Ведь в конюшне стояла всего одна лошадь, и Маттиас не желал ее отдавать.
— И не пытайся, — говорил Маттиас. — Ты ведь знаешь, что одну лошадь держать можно. А другую вы, черт подери, уже взяли и получили мой родовой знак. Что я могу сделать, если вы такие бестолковые и один болван не знает, что делает другой!
Некоторые люди Тенгиля злились, когда Маттиас обходился с ними так дерзко, но некоторые становились смирными и кроткими. Ну, а тот, что должен был забрать Фьялара, совершенно утратил дар речи.
— Видно, тут какая-то ошибка вышла, — сказал он наконец и убрался по тропинке прочь, поджав хвост как побитая собака.
— Маттиас, ты никогда никого не боишься? — спросил я, когда стражник скрылся из виду.
— Ясное дело, боюсь, — ответил Маттиас. — Чувствуешь, как бьется сердце? — спросил он и, взяв мою руку, приложил ее к груди. — Все мы боимся, — продолжал он, — но иногда нельзя это показывать.
Потом наступил вечер и стемнело. А мне пора было покинуть Долину Терновника. И Маттиаса.
— До свидания, малыш! Не забывай своего дедушку!
— Нет, никогда, никогда я тебя не забуду! — сказал я.
И вот я оказался один в подземелье. Я прополз по длинному темному ходу, все время разговаривая сам с собой, чтобы быть спокойнее и не бояться.
— Нет, это ничего, что так темно, хоть глаз выколи… нет, ты, конечно, не задохнешься… да, тебе насыпалось немного земли на затылок, но это вовсе не значит, что весь подземный ход обрушится, ну и балда же ты! Нет, нет, Дудик не может тебя увидеть, когда ты выползешь наверх, он ведь не кот, чтобы видеть в темноте! Ну да, Юнатан, разумеется, уже там и ждет тебя. Подумать только, он ждет тебя, ты ведь слышишь, что я говорю? Это — он! Это — он!
И это и вправду был он. Он сидел в темноте на камне, а неподалеку от него стояли под деревом Грим и Фьялар.
— Вот как! Это ты, Карл Львиное Сердце! — сказал он. — Наконец-то ты явился!
Глава 12
В ту ночь мы спали под елью, а ранним утром, на рассвете, проснулись замерзшие. По крайней мере, я замерз. Среди деревьев повис туман, мы насилу могли разглядеть Грима и Фьялара. Их силуэты едва маячили перед нами, словно серые лошади-призраки в окружавшей нас глубокой тишине. Было тихо-тихо. И как-то по-особому печально. Не знаю почему, но пробудиться в то утро было так горестно, так одиноко и страшно. Я знаю только, что тосковал по теплой кухне Маттиаса и приходил в ужас при мысли о том, что нас ожидало. О всем том, о чем я ничего не знал.
Я попытался не высказывать Юнатану, что я чувствовал. Ведь кто знает, может, он надумает отослать меня обратно, а я так хочу быть с ним, делить с ним опасности, как бы опасны они ни были.
Юнатан смотрел на меня и слегка улыбался.
— Почему у тебя такой испуганный вид, Сухарик? — сказал он. — Как нам приходится сейчас, это еще ерунда! Пожалуй, худшее впереди!
Да, вот так утешил! Но вдруг солнце прорвалось сквозь тучи, и туман растаял. В лесу запели птицы, и в тот же миг все мои опасения рассеялись. Горькое чувство одиночества прошло. И я согрелся, так как солнце уже припекало. Все виделось в розовом свете, все виделось почти прекрасным.
Гриму и Фьялару, верно, тоже было прекрасно. Ведь они покинули свою мрачную конюшню и снова могли бродить, щипать сочную, зеленую травку. По-моему, она им очень понравилась. Юнатан свистнул им, тихонько и слабо свистнул, но они все-таки услыхали его и подошли к нам.
Он хотел уехать отсюда, мой Юнатан. Уехать далеко-далеко! И сию же минуту.
— Потому что стена совсем близко, за этим орешником, а у меня нет ни малейшего желания вдруг заглянуть Дудику в его белесые глаза.
При свете дня оказалось, что наш подземный ход совсем рядом, между двумя кустами орешника. Но лаз не был виден. Юнатан прикрыл его ветвями и хворостом. Он пометил это место несколькими колышками, чтобы мы могли снова отыскать спуск вниз.
— Не забывай это место, — сказал он. — Запомни этот большой валун, и ель, под которой мы спали, и орешник. Возможно, нам еще раз придется пройти тем же самым путем. Если только не…
Но тут он смолк и не произнес больше ни слова. Мы сели верхом на лошадей и молча поехали прочь.
Тут над верхушками деревьев показалась белая голубка. Одна из белых голубок Софии.
— А вот и Палома! — сказал Юнатан. Как он смог узнать ее на таком дальнем расстоянии?
Мы долго ждали весточку от Софии. И вот наконец прилетела ее голубка, теперь, когда мы были уже за стеной. Она летит прямо к Маттиасгордену. Вскоре она опустится на голубятню рядом с конюшней, но тогда там будет только один Маттиас, и только он один прочитает послание Софии.
Это огорчило Юнатана.
— Не могла эта голубка прилететь вчера! — сказал он. — Чтоб я успел узнать все, что мне хочется знать.
Но нам пора было уезжать подальше от Долины Терновника, и стены, и всех людей Тенгиля, преследовавших и травивших Юнатана.
— Окольным путем, лесом надо нам попробовать спуститься к реке, — сказал Юнатан, — а затем проехать берегом к водопаду Кармафаллет. А там, малыш Карл, там ты увидишь такой водопад, о котором даже и не мечтал.
— Нет, как же я мог о нем мечтать? — сказал я. — Ведь я никогда в жизни не видал больших водопадов.
В самом деле, не очень-то много видел я на свете до того, как очутился в Нангияле. Никогда даже не видел такого леса, каким мы сейчас проезжали. Это был настоящий сказочный лес, густой и мрачный, в котором не было ни единой проторенной дорожки. Всаднику там приходилось протискиваться между деревьями, которые тянули свои отсыревшие от дождя ветви прямо нам в лицо. Но мне это все равно нравилось. Нравилось все — видеть, как солнце просвечивает между стволами, слышать, как поют птицы, и чувствовать запах влажных деревьев, и мокрой травы, и лошадей. А больше всего нравилось ехать по лесу верхом вместе с Юнатаном.
Воздух в лесу был свеж и прохладен, но, по мере того как мы ехали все дальше и дальше, становилось теплее. Уже чувствовалось, что день будет жарким.
Вскоре мы оставили далеко позади Долину Терновника и углубились в самую чащу леса. И там на поляне, окруженной высокими деревьями, перед нами появилась маленькая серая лачуга. В самой глухой чаще мрачного леса! Кто бы мог жить в такой глухомани и в таком одиночестве! Но кто-то там жил. Из трубы поднимался дымок, а перед лачугой паслось несколько коз.
— Здесь живет Эльфрида, — пояснил Юнатан. — Она, верно, даст нам немного козьего молока, если мы попросим.
И нам дали молока. Столько, сколько нам хотелось. Это было чудесно, ведь ехали мы долго и ничего не ели. Мы сидели на каменной ступеньке лачуги Эльфриды, и пили козье молоко, и ели хлеб, который был у нас с собой в заплечных мешках. Ели мы и козий сыр, который дала нам Эльфрида, и каждый съел целую
