Бен спустился со спины Лунга и со смущенным видом встал рядом с профессором.
— Да, я думаю, драконы теперь вернутся, — сказал он. — Крапивник исчез. Навсегда.
Барнабас Визенгрунд схватил его руку и крепко сжал ее. Гиневер улыбалась ему. Бен не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь в жизни чувствовал себя таким счастливым — и таким смущенным.
— Но… это сделали все мы вместе, — выдавил он из себя.
— Слюной кобольдов и пламенем драконов! — Серношерстка соскользнула со спины Лунга. — Хитростью гомункулуса, умом человека и помощью гнома — она, правда, была невольная.
— Похоже, у вас есть о чем порассказать, — сказала Вита Визенгрунд. Бен кивнул:
— Еще как!
— Что ж, тогда… — Барнабас Визенгрунд потер руки, обменялся несколькими словами с ламой и снова обернулся к драконам. — Люди, которые здесь живут, — сказал он, — обожают интересные истории. Как вы думаете, найдется у вас время, прежде чем Лунг пустится в обратный путь, рассказать им, как все было? Они были бы счастливы.
Драконы переглянулись и кивнули.
— Хотите сперва отдохнуть? — спросил Барнабас Визенгрунд. — Хочет кто-нибудь поесть и попить?
— Неплохо бы, — ответили согласным хором Серношерстка и Бурр-бурр-чан.
Кобольдам принесли поесть. Бен тоже уплел целую гору риса и две плитки шоколада, которые принесла ему Гиневер. Теперь, когда все страшное было позади, он снова почувствовал аппетит.
Драконы растянулись в дальнем углу молельного зала на деревянном полу, и Лунг положил голову на спину Майе. В свете тысячи лампадок, озарявших зал, они казались сошедшими с картины на стене. Когда лама отворил дверь и монахи хлынули в помещение, они при виде драконов застыли между колоннами, как пригвожденные к месту.
И только когда Лунг поднял голову, а профессор сделал им знак приблизиться, они двинулись вперед медленными, робкими шагами и сели на полу вокруг драконов на почтительном расстоянии. Старшие подталкивали самых младших вперед, поближе к серебряным лапам.
Визенгрунды расположились среди монахов, а Бен, кобольды, Мухоножка и Лола уселись на хвосты Лунгу и Майе.
Когда в зале стало совсем тихо, так что слышался только шорох одежды, Лунг откашлялся и начал рассказывать — на языке сказочных существ, понятном всем.
Снаружи зашла луна и взошло солнце, а он все рассказывал историю своих поисков с самого начала. От его слов зал наполнялся картинами. Перед слушателями оживали мудрая белая крыса, волшебные вороны и дубидаи. Распадался в прах василиск. Синий джинн распахивал тысячу глаз. Морской змей рассекал волны, а птица Рок тащила Бена в страшных когтях. А когда солнце снаружи уже снова опускалось за горы, Крапивник зашагал вверх по Драконьей горе. Его панцирь расплавился в голубом пламени, а из пасти выпрыгнула жаба.
Лунг замолчал, потянулся и посмотрел кругом:
— На этом кончается история о Серношерстке и Бене, Повелителе драконов, а также Лунге и Крапивнике, золотом драконе, которому его же слуги принесли погибель. Завтра ночью начнется новая история, конца которой я пока не знаю. Но расскажу я ее лишь тогда, когда узнаю, чем она закончится.
Лама встал, поклонился дракону и сказал:
— Спасибо тебе от всех нас. Мы запишем все, что ты рассказал. Удачи тебе на пути, который тебе еще предстоит! А теперь мы уйдем и оставим вас одних, чтобы вы отдохнули и набрались сил для обратного пути.
Монахи как один поднялись и тихо вышли из зала. У дверей каждый из них оборачивался и бросал взгляд туда, где сидели между колонн драконы — они ведь не знали наверное, выпадет ли им в жизни еще раз такое счастье — увидеть дракона.
— Бен, — сказал профессор Визенгрунд, когда зал опустел и с ними оставался из монахов только лама, — мы завтра должны уезжать. У Гиневер кончаются каникулы. М-м-м… — он смущенно провел рукой по седым волосам. — Принял ли Повелитель драконов какое-нибудь решение?
Бен посмотрел на Лунга, на Серношерстку и Мухоножку, сидевшего на полу рядом с Лолой.
— Я бы с радостью присоединился, — сказал он. — Я имею в виду, к вам.
— Замечательно! — Барнабас Визенгрунд так сжал руку Бена, что чуть не раздавил ему пальцы. — Вита, ты слышала? Гиневер, ты слышала?
Вита Визенгрунд и ее дочь улыбались.
— Конечно, слышали, Барнабас, — сказала Вита, — но зачем же на радостях калечить пальцы моему будущему сыну?
Гиневер нагнулась к Бену и шепнула:
— Знаешь, мне всегда хотелось иметь брата. Иногда, между прочим, очень утомительно быть единственным ребенком в семье.
— Представляю, — шепотом ответил Бен, хотя пока он не мог представить себе ничего, кроме сплошного счастья в своей новой семье.
— Ты посмотри, как они шушукаются, — сказал Барнабас Визенгрунд жене. — У них уже есть от нас секреты. Вот будет весело!
И тут он услышал всхлип. Мухоножка сидел на полу, закрыв лицо руками. Из-под пальцев у него сочились крошечные слезы и капали на острые коленки.
— Мухоножка! — Бен опустился на колени рядом с гомункулусом. — Ты же знал, что я хочу остаться у Визенгрундов.
— Да, да, но… — гомункулус всхлипнул еще громче. — Но мне-то что теперь делать? Куда мне деваться, юный господин?
Бен поспешно поднял его себе на плечо.
— Ты остаешься со мной, ясное дело! — он вопросительно посмотрел на свою новую мать. — Ведь можно, правда?
— Ну конечно, — ответила Вита Визенгрунд. — Ты нам можешь очень пригодиться как переводчик, Мухоножка.
— Точно! — воскликнул Барнабас. — Сколько языков ты знаешь?
— Девяносто три, — ответил гомункулус, переставая всхлипывать.
— Знаешь что? — Гиневер похлопала его пальцем по коленке. — Ты можешь жить у меня в кукольном домике.
— В кукольном домике? — гомункулус отвел руки от лица и обиженно посмотрел на девочку. — Я же не кукла! Нет, мне бы прохладное местечко в подполе и несколько книг — вот это было бы то что надо.
— Это, я думаю, не проблема, — улыбнулся Барнабас Визенгрунд. — Мы живем в большом старом доме с большим старым погребом. Только мы много путешествуем. Я надеюсь, ты сможешь к этому приспособиться.
— Конечно, — Мухоножка вынул из рукава носовой платок и высморкался. — Мне даже понравилось узнавать мир.
— Отлично, значит, с этим тоже разобрались, — сказал профессор весело. — Можно укладываться, — он обернулся к Лунгу. — Можем мы еще что-нибудь для тебя сделать? Когда ты хочешь вылетать?
Дракон покачал головой:
— Как только взойдет луна. Я, правда, почти не спал за последнее время, но как-нибудь обойдется. Сейчас я могу думать только об отлете. А ты как, Серношерстка?
— Готова, — буркнула Серношерстка, почесывая живот. — Вообще-то… есть тут одна мелочь…
— Какая же? — Лунг удивленно посмотрел на нее. Бурр-бурр-чан откашлялся.
— Я бы с удовольствием полетел с вами, — сказал он. — Чтобы показать моей двурукой родне, как выращивают грибы.
— Значит, у меня снова два ездока, — сказал Лунг. — Ну и замечательно, — он повернулся к Майе. Дракониха вылизывала чешую, стоя рядом с ним. — А ты как? — спросил Лунг. — Ты сумеешь найти дорогу обратно?
