и машем руками, и делаем вид, будто это крылья, которыми мы размахиваем, и мы летаем взад-вперед. Но Лотта вовсе не считает, что это веселая игра, потому что ей велено только лежать спокойно. И если подумать хорошенько, то для нее ведь это почти все равно, что играть в морскую разбойницу. Правда, тогда она лежит под кроваткой и повторяет: «Больше еды! Больше еды!» — но в остальном все то же самое.
Еще мы играем в больницу. Тогда Юнас — доктор, а я — медицинская сестра, а Лотта — больной ребенок, лежащий в своей кроватке.
— Не хочу лежать в кроватке, — сказала Лотта, когда мы в последний раз просили ее, чтоб она была больным ребенком. — Я хочу быть доктором и сунуть ложку в рот Миа Марии.
— Ты не можешь быть доктором, — сказал Юнас, — потому что не умеешь выписывать рецефт.
— Чего-чего я не умею выписывать? — спросила Лотта.
— Рецефт. Такой, какой выписывает доктор, когда надо лечить больного ребенка, — говорит Юнас.
Юнас умеет писать печатными буквами, хотя еще и не ходит в школу. И еще он умеет читать.
В конце концов мы заставляем Лотту лечь в кроватку и быть больным ребенком, хотя она этого и не хочет.
— Ну, как у нас дела? — спрашивает Юнас, точь-в-точь как дядя-доктор, который приходит к нам, когда мы больны и у нас корь.
— Больше еды, больше еды, больше еды, — повторяет Лотта. — Я все равно играю в морскую разбойницу, — говорит она.
— Ой, какая же ты дурочка! — кричит Юнас. — Перестань сейчас же, а не то мы с тобой не играем, раз ты такая дурочка!
И тогда Лотта согласилась стать больным ребенком, и мы поставили ей на руку компресс, а Юнас приложил ей к грудке большую катушку ниток и услышал через катушку, что у нее ужасно болит грудка. Он сунул ей в рот ложку и увидел, что и горлышко у нее тоже болит.
— Придется делать укол, — сказал Юнас.
Один раз, когда он был болен, доктор сделал ему в руку укол, чтобы он поправился, потому-то он хотел сделать укол и Лотте. Он взял штопальную иглу, и мы сделали вид, будто это такой же шприц, какой бывает у докторов.
Но Лотта не хотела никаких уколов. Она брыкалась и кричала:
— Не смейте меня колоть!
— Ах ты дряньчужка, мы ведь только понарошку, — сказал Юнас. — Мы не будем тебя колоть взаправду, понимаешь?!
— Все равно не хочу, чтобы меня кололи! — орала Лотта так, что мы почти уже не могли играть в больницу.
— Все равно я выпишу рецефт! — заявил Юнас.
И, усевшись к столу, стал писать синим мелком на бумаге. Он писал печатными буквами, но я не могла прочитать его рецефт. Посмотрите, как выглядит эта бумажка:
ЗА БАЛЬНОЙ ДЕВАЧКАЙ НАДА ХАРАШО УХАЖИВАТЬ.
БАЛЬНОЙ ДЕВАЧКЕ НАДА СДЕЛАТЬ УКОЛ.
ДОКТОР ЮНАС МАЛЬМ
Мы с Юнасом считаем, что играть в больницу очень весело. Но Лотта так не считает.
ЛОТТА УПРЯМА, КАК СТАРАЯ КОЗА
Наш папа такой смешной! Когда он приходит домой из своей конторы, мы с Юнасом и Лоттой встречаем его в прихожей. И тогда папа хохочет и говорит:
— Ой, сколько у меня детей!
Один раз мы спрятались за плащами в прихожей и стояли там тихо-претихо, и тогда папа сказал маме:
— Почему в доме никакого грохота, что — дети заболели?
Тогда мы вылезли из-за плащей и захохотали.
И папа сказал:
— Ничего не бойтесь! Когда я возвращаюсь домой, пусть меня встречает гром и грохот, а не то я так волнуюсь!
Но большей частью волноваться ему не приходится.
Однажды два грузовика столкнулись друг с другом прямо перед нашим домом и раздался такой ужасный грохот, что Лотта проснулась, хотя только-только заснула. И спросила:
— А что сейчас натворил Юнас?
Видимо, она считает, что во всем мире весь гром и грохот — только от Юнаса.
Лотта — такая миленькая, и у нее такие пухлые ножки! Юнас и я всегда целуем и обнимаем ее, но она этого не желает. Эта Лотта вообще многого не хочет. Она не желает принимать лекарство, хотя, когда она больна, ей это нужно. На прошлой неделе, когда Лотта кашляла, мама хотела, чтобы она приняла лекарство от кашля. Но Лотта только крепко сжала губки и покачала головкой.
— Ты немножко дурочка, Лотта, — сказал Юнас.
— Я не немножко дурочка, — ответила Лотта.
— Нет, дурочка, раз не желаешь принимать лекарство от кашля, значит, ты — дурочка, — повторил Юнас. — Когда мне надо принимать лекарство, я решаю принимать его и принимаю.
Тогда Лотта сказала:
— Когда мне надо принимать лекарство, я решаю не принимать его и не принимаю.
Затем она снова сжала губки и стала взад-вперед качать головкой. Мама похлопала ее и сказала:
— Ладно, но тогда, пожалуй, тебе придется лежать в кроватке и кашлять. Бедная малышка Лотта!
— Да, и ни капельки не спать, — с большим удовольствием сказала малышка Лотта.
У Лотты по вечерам совсем нет желания ложиться спать. Вообще-то, и я этого не желаю. По-моему, мама такая чудная! Она хочет, чтобы мы ложились спать по вечерам, когда у нас ни в одном глазу сна нет! Зато по утрам, когда мы так хорошо спим, она хочет, чтобы мы вставали.
Пожалуй, было бы хорошо, если бы Лотта все-таки приняла лекарство, потому что назавтра она еще больше кашляла и чихала. И мама сказала, что ей нельзя выходить на улицу. Зато мне мама поручила сходить в магазин, где продается все для шитья. И когда я дожидалась там своей очереди, то в дверь вбежала вся в соплях Лотта.
— Иди домой, — велела я.
— Никуда я не пойду, — заявила Лотта. — Я тоже хочу в магазин, где продается все для шитья.
Она чихала и чихала, и в конце концов какая-то тетенька в магазине спросила ее:
— Девочка, у тебя разве нет носового платка?
— Есть, — ответила Лотта. — Но я не даю его тем, кого не знаю.
Я расскажу еще немного о Лотте. Один раз мама взяла нас — Юнаса, и меня, и Лотту — к зубному врачу. Мама заметила, что у Лотты в зубе маленькая дырочка, и его нужно было запломбировать у зубного врача.
— Если ты будешь взаправду хорошо вести себя у зубного врача, получишь двадцать пять эре, — сказала мама Лотте.
Мама ждала в приемной, пока мы были в кабинете у зубного врача. Сначала он осмотрел мои зубы, но у меня никаких дырочек не было, и я вышла к маме в приемную. Мы долго-предолго ждали там Юнаса и Лотту, а потом мама сказала:
— Подумать только, Лотта даже не кричит!
