совершенно непонятный характер. Курьер остановил своего коня только в тот миг, когда поравнялся со свежим скакуном. Его ноги даже не коснулись земли — а он уже сидел в седле свежей лошади. Что-то прокричав почтовым служащим, он наклонился вперед, схватил фляжку и пакет с едой и тут же пришпорил нового скакуна. Через мгновение он уже мчался по дороге мимо каравана ссыльных.
Скованные ссыльные и их охранники шарахались на обочину, когда курьер проносился мимо. Потом послышались злобные крики — несколько преступников, те, кому не хватило прыти увернуться, попали под копыта лошади одного из кавалеристов. Не обращая внимания на хаос у себя за спиной, курьер мчался вперед, и очень скоро мы могли различить лишь крошечную фигурку, удаляющуюся на запад. Я проводил его взглядом, а потом повернулся к почтовой станции. Конюх пытался увести оставленную курьером лошадь, но передние ноги животного неожиданно подкосились, и оно рухнуло в дорожную пыль. Бедный скакун так и остался лежать, слегка подрагивая длинными ногами.
— Он загнал коня, — мрачно заметил Дюрил. — Больше этому красавцу никогда не носить на себе курьеров. Хорошо, если несчастное животное выживет.
— Интересно, какое же сообщение он должен доставить, если загнал свою лошадь и не доверил пакет отдохнувшему курьеру?
Мое воображение уже рисовало самые разнообразные картины. Я представил себе атаки спеков на приграничные города Диких земель или новое восстание кидона…
— Королевские дела, — коротко ответил сержант Дюрил. Мы увидели, как один из служащих, что-то сжимавший в руке, побежал к нашему дому. Отдельное сообщение для моего отца? Он знал почти всех командиров застав на восточной границе и был осведомлен обо всем, что там происходило, ничуть не хуже, чем сам король. Я увидел, как в глазах старого сержанта загорелось любопытство. Дюрил посмотрел на солнце и неожиданно заявил:
— Пришло время садиться за книги. Мы же не хотим, чтобы наставник Перо-и-Чернила косо смотрел на меня, верно?
Он развернул своего коня, и мы поскакали к дому.
Дом моего детства стоял на невысоком холме возле реки. В угоду матери отец посадил вокруг множество деревьев: тополя, дубы, березы и ольху. Благодаря близости к реке была создана весьма удачная система орошения, поэтому летом зеленые раскидистые кроны дарили нам благотворную тень и защищали дом от постоянных ветров. Так возник небольшой островок деревьев посреди бескрайней степи, очень ухоженный и привлекательный. Иногда мне казалось, что он слишком маленький и какой-то ненастоящий. В другое время он представлялся мне зеленой крепостью, возведенной для отдохновения посреди продуваемых всеми ветрами засушливых земель. Мы возвращались домой, и лошади ускорили бег, зная, что скоро получат воду и пищу в конюшне.
Как сержант Дюрил и предсказывал, мой учитель уже стоял перед домом и ждал нас. Руки наставника Риссела были сложены на тощей груди — он наивно полагал, что в такой позе имеет грозный вид.
— Надеюсь, он не слишком сильно накажет тебя за опоздание, юный Невар. Мне кажется, что он может быть весьма жестоким — такой большой и страшный, — презрительно бросил Дюрил, зная, что Риссел его не слышит.
Я постарался сохранять невозмутимость. Дюрил знал, что ему не следует насмехаться над моим учителем, честным, но совершенно физически неразвитым молодым ученым, который приехал из далекого Старого Тареса, чтобы учить меня письму, истории, арифметике и астрономии. И хотя Дюрил и не думал сдерживать свой язык, он всегда награждал меня подзатыльником, если я позволял себе смеяться над его едкими шутками. Поэтому я изо всех сил старался даже не улыбнуться. Я попрощался с сержантом Дюрилом, и он увел наших лошадей, небрежно махнув мне рукой.
Я ужасно хотел отыскать отца и узнать, какую новость принес курьер, но прекрасно понимал, что за любопытство буду наказан. Хороший солдат исполняет свой долг и ждет приказов командира, не позволяя себе строить предположения. Если я намерен когда-нибудь отдавать приказы другим людям, мне нужно научиться самому подчиняться. Вздохнув, я последовал за учителем в классную комнату. Науки показались мне в этот день особенно скучными. Я старался не отвлекаться, понимая, что полученные сейчас знания помогут мне в дальнейшем учиться в Королевской Академии.
Когда долгие занятия закончились и мой учитель наконец отпустил меня, я переоделся к обеду и направился вниз. Хотя мы жили далеко от городов и высшего общества, моя мать настаивала, чтобы мы соблюдали тонкости этикета, диктуемые высоким положением отца. Мои родители имели дворянское происхождение. И хотя, не будучи первенцами, они не могли претендовать на титул, их все же воспитали так, что они умели вести себя в соответствии с наградой, полученной отцом за верную службу королю. Лишь позднее я смог в полной мере оценить преимущество хороших манер, привитых мне стараниями матери, — именно они позволили мне чувствовать себя в Академии гораздо свободнее, нежели другие юноши из провинции.
Мы собрались в гостиной чуть раньше, чем появился отец. Затем он повел мать в столовую, и все дети последовали за ними. Я помог сесть младшей сестре Ярил, а Росс, мой старший брат, ухаживал за нашей старшей сестрой Элиси. Ванзи, третий сын, будущий священник — в то время ему было девять лет, — произнес за всех нас краткую молитву. Потом мать позвонила в маленький серебряный колокольчик, стоявший на столе рядом с ней, и слуги начали подавать.
Наша семья принадлежала к «новой аристократии», ибо король даровал отцу титул лорда за доблесть, проявленную в войнах с жителями равнин. В связи с этим у нас не было слуг, живущих в нашем доме из поколения в поколение. При этом мать боялась людей равнин, а отец не хотел, чтобы они терлись около его дочерей — в результате, в отличие от других новых аристократов, у нас не было прислуги из покоренных народов. Вместо этого отец предоставлял работу лучшим своим солдатам, вышедшим в отставку, их женам и дочерям. А это означало, что большинство слуг-мужчин были немолоды или увечны.
Мать предпочла бы нанять прислугу в западных городах, но в данном вопросе отец проявил настойчивость, поскольку считал, что обязан обеспечить своих людей, и самый простой способ это осуществить — поделиться с ними собственной удачей, ведь без них он не смог бы проявить ту доблесть, что привлекла благосклонное внимание короля. Моей матери ничего не оставалось, как склонить голову перед волей мужа и постараться обучить наших слуг так, чтобы они были достойны дома, в котором служат. Более того, она сама позаботилась о том, чтобы найти подходящих мужей для солдатских дочерей, благодаря чему у нас появились двое молодых людей, способных умело прислуживать за столом, лакей для отца и дворецкий.
Мне удавалось сдерживать любопытство почти до самого конца трапезы. Отец говорил с матерью о садах и урожае, а она с серьезным видом кивала. Потом она попросила разрешения послать в Старый Тарес за горничной для моих сестер, поскольку обе скоро превратятся в юных леди. Отец обещал подумать, но я заметил, с какой тревогой он посмотрел на дочерей, понимая, что Элиси — уже почти невесте — не помешает поработать над манерами поведения в обществе.
Как и всегда за вечерней трапезой, он спросил у каждого из детей о том, как они провели день. Росс, мой старший брат и наследник всех наших владений, ездил вместе с управляющим в деревню беджави, находившуюся на севере Широкой Долины, где отец разрешил поселиться остаткам этого кочевого племени. Когда отец позволил им поставить хижины на своей земле, нашими новыми соседями стали в основном женщины, дети и старики, слишком слабые и больные, чтобы участвовать в Войне Равнин. Сейчас те дети превратились в молодых мужчин и женщин, и лорд Бурвиль хотел, чтобы они имели возможность нормально существовать. Из областей, населенных спеками, приходили слухи о восстаниях кочевников, которым надоела оседлая жизнь. В планы отца не входило, чтобы подобные настроения охватили беджави, обосновавшихся в Широкой Долине. Недавно он подарил им небольшую отару молочных коз, и довольный Росс рассказал, что за животными хорошо ухаживают и они обеспечивают бывших охотников работой и пропитанием.
Следующей была моя сестра Элиси. Она научилась играть сложную пьесу на арфе и начала вышивать стихотворение на больших пяльцах. Кроме того, она отправила письмо сестрам Кесслер в Речную Излучину и пригласила их к нам на праздник летнего солнцестояния, планируя провести
